Холли Блэк - Костаная кукла

Зак покачал головой.

— Я тоже видел сон той ночью в лесу. Сон об Элеоноре. Он был… похож на твой. Элис, скажи ей.

— Ты видел сон? — недоверчиво спросила Поппи. Зак вспомнил, сколько раз говорил с ней в том же тоне с того момента, как они начали путешествие и внезапно очень об этом пожалел. — Почему ты впервые говоришь мне это? И раз они не смогли найти ее тело, была ли у нее вообще могила? Может, и искать-то нечего.

— Отлично, — сказал Зак, пройдя пальцами по волосам. — Что ты хочешь мне сказать? «Мы не найдем плакучей ивы? Я не знаю, что делать дальше?»

Элис соскочила с камня и обняла Поппи за талию и положила подбородок ей на плечо.

— Все хорошо. Все-таки это было приключение, верно? Наша последняя игра.

Эти слова обдали Зака, словно волной. Он сделал глубокий вдох и взял себя в руки.

— Я хочу сказать вам кое-что. Прежде, чем мы вернемся. Я мог бы сказать это сейчас, хотя Поппи все еще злится на меня.

Поппи и Элис перевели на него взгляд: что-то в его тоне говорило о том, что он скажет сейчас что-то важное. Они смотрели на него как на змею, поднявшуюся для атаки.

— Когда я сказал, что больше не хочу играть… — он остановился, не зная, сможет ли продолжить. — Это была не правда. Мой отец выкинул всех моих… Он выкинул все. Их всех. Уильяма, и Тристана, и Макса. Всех. Поэтому я не столько не хотел играть, сколько не мог.

Воцарилось долгое молчание.

— Почему ты не сказал нам? — наконец, спросила Элис.

— Я не мог. Я не мог, потому что, если бы я это сделал… — он остановился, протирая глаза. — Мне жаль, что ничего вам не сказал. И мне жаль, что не рассказал тебе про сон, Поппи. Не знаю, почему не сделал этого.

Поппи продолжала смотреть на него, ее взгляд был такой же тяжелый, как у Королевы.

— Хорошо, — сказал он, делая несколько шагов назад. У него на глазах выступили слезы, и он бы уверен, что они не поймут его. Он чувствовал себя глупо из-за того, что все им рассказал. Он чувствовал себя глупо из-за того, что заплакал. — Может, нам стоит еще раз осмотреться? Мы можем встретиться здесь через пару минут.

— Зак, — сказала Поппи, — постой…

Он не хотел слышать, что приключение началось только из-за него, что она никогда бы не вытащила Королеву из футляра, если бы не его ложь. Он побежал прочь, прежде чем она успела закончить. Длинные ноги несли его по неровной земле. Он пробежал ряды мраморных памятников, направляясь вглубь старой части кладбища, где стояли потрескавшиеся и обветренные надгробья. Он плюхнулся на траву, слезы из глаз полились ручьем.

Произносить слова вслух, говорить о том, чего он избегал все это время, что Уильям и остальные канули в лету, что игру у него отобрали, что он все еще хочет играть, но не может — было больно. Но эта боль развеяла пелену оцепенения, и первый раз с того момента, как его фигурки пропали, он был готов расстаться с ними.

Зак не знал сколько времени прошло, с того момента, как он перестал плакать. Был чудесный день, какой бывает в первые дни осени, когда дни стоят теплые, но временами дует холодный ветер. Небо над головой было таким голубым, будто его нарисовали синей ручкой. Листья колыхались над ним.

Он откинул голову и увидел, как мимо проплывают облака.

— Эй! — он услышал крик Элис. — Он здесь.

— Мы волновались, — сказала Поппи, встав перед ним и смотря вниз. — Мы думали, ты вернешься через минуту, потом — что через десять минут, но тебя все не было.

— Я был идиотом, — ответил Зак. — Я знаю. Мы все были злы друг на друга, и я знаю, что в большей степени это из-за того, каким я был идиотом.

Поппи села рядом с ним.

— Тебе нужно было сказать нам.

— Я знаю, — сказал он. — Ты злишься?

Поппи кивнула.

— Конечно, я злюсь! Но теперь я злюсь меньше, чем когда думала, что тебе плевать на нашу игру.

Он перевел взгляд на Элис. Она стояла возле одного из надгробий, как будто не хотела смотреть на него.

— А ты, Элис…?

— Поднимайтесь, — внезапно сказала она. — Поднимайтесь! Живей! Смотрите!

Поппи вскочила и подняла Зака на ноги.

Элис указала на надгробие, лежащее на траве.

— Ты нашел ее! Зак, ты, действительно, нашел ее!

На большом мраморном надгробии было выточено слово КЕРЧНЕР, и более того, на нем была вырезана ива. Они уставились на него, от недоверчивых улыбок не осталось и следа.

На какой-то момент увиденное наполнило его чувством того, что, может быть, и нет вымышленных историй. Ни историй Тиншоу Джонса о пришельцах. Ни рассказов отца о том, что одни вещи становятся лучше, а другие — хуже. Ни рассказов Поппи о Королеве. Может, все истории были правдивы.