Глава 15.
Тирина очень хорошо описала маршрут следования по городу, и я их новый дом нашел без труда. Он был, конечно, далеко не в таком фешенебельном районе, как Арочная площадь, но во вполне респектабельном, чистеньком и уютном жилом квартале, недалеко от реки. Встретили же меня… Я просто утонул в счастливых слезах, объятьях и поцелуях.
Неузнаваемо повзрослевший за прошедшие месяцы Микан силой затащил меня в дом, сказав, что сам все сделает, споро перетащил скарб, заботливо обиходил отощавшего, изможденного последними днями пути Серого. Кошек, конечно же, торжественно заносили в дом и устраивали лично хозяева: Тирина и Ости.
Для меня быстренько приготовили купальню, накрыли прямо-таки праздничный стол. Рута, причитая: «Похудел-то как, и так ведь был худенький, совсем тебя эти имперцы не кормили, что ли », - умудрилась за тот час, что я мылся и располагался в своей комнате, приготовить два горячих блюда и кучу закусок. Комната для меня, как оказалось, была запланирована еще при покупке дома, можно сказать, с отдельным входом – в задней части дома, рядом с черным ходом, так что я мог приходить и уходить в любое время, никого не беспокоя. Она была полностью обставлена, кровать уже застелена и даже новая одежда для меня приготовлена. Такая предусмотрительность и то, что меня так ждали, тронули в буквальном смысле до слез. Я убежал в купальню, пряча глаза и чувствуя как, наконец, понемногу тает колючий ком в груди, застрявший там от самого Сина.
Оказалось, что в доме больше никого и нет, только эти четверо. Да оно и понятно, и доходы не те, и дом маленький. Тайя вышла замуж, другую няньку брать не стали, Ости теперь ходила в школу. Микан жил на правах воспитанника, помогал Тирине в лавке и три дня в неделю ходил на подготовительные занятия в Академию искусств. В общем, жизнь наладилась, все были при деле. Тирина полностью пришла в себя и выглядела теперь так же, как при жизни Келтена, и все ее спокойствие, деловитость и оптимизм к ней вернулись. Ости заметно выросла и порядком повзрослела, но на мне повисала с прежним радостным визгом и по-прежнему трещала обо всем подряд, не умолкая.
Мне было велено отдыхать, отъедаться и присматриваться к новой, послевоенной, уже под-имперской жизни, не торопясь. Я и не стал спорить. Дорога, особенно ее последняя половина, вместе с непроходящей тоской вымотали меня так, что первые три дня я, в основном, спал.
В письме из Пеледора я написал, что кивар Дарен пригласил меня погостить у себя, и никаких причин такого его неожиданного гостеприимства не указал. К моему огромному облегчению, никто у меня об этом так и не спросил. Детей и Руту, это, наверно, и не интересовало особенно, Тирина же, думаю, поняла все сама по моему не слишком счастливому лицу.
На следующий день после моего приезда пришел Лучис. Ему я рассказал все, ничего не скрывая. Не хотел, чтобы он рассчитывал на что-то, и, главное, мне было просто необходимо поделиться с кем-то, кто меня поймет. В Лучисе я был уверен, и не зря.
- Ух ты, - жизнерадостно заметил он, - целого кивара охмурил! Мне, значит, ловить нечего, а, Дима? Куда уж нам, дерейским обывателям, до имперских аристократов!
Я грустно улыбнулся. Лучис дружески обнял меня за плечи, я привалился к нему, закрыв глаза.
- Ничего, ты, главное, не жалей ни о чем. Я тебе завидую даже, знаешь. Такая любовь, прямо как в романах, - он мечтательно закатил глаза, потом добавил уже серьезно, - тебе, понимаю, сейчас очень тяжело. Но когда-нибудь боль пройдет, а память останется. И он всегда тебя будет помнить, я уверен. Главное, ты уже можешь сказать – я знал настоящую страсть, и она была взаимной. Звучит, конечно, высокопарно, но точно. Мало кто может сказать о себе такое.
Я кивнул:
- Только этим и держусь. Спасибо тебе, Лучис, ты настоящий друг. А ты как здесь? Жениться еще не собрался?
Он засмеялся:
- Нет, еще никто не захомутал. Но есть девчонка, как не быть. И пациент один так ласково улыбается, даже не знаю, что и подумать. Такой представительный мужчина…
Мне на самом деле полегчало от этого разговора. Лучис остался тем же, кем был – надежным, умным, понимающим другом, и то, что мы больше не делили постель, ничего между нами не изменило.
О войне он говорил скупо, я и не расспрашивал – никому не хочется вспоминать о плохом. А какие еще могут быть воспоминания у военного врача, да еще и проигравшей стороны? Но ни на его характере, ни на поведении пережитое, казалось, не отразилось. Его неизменная бодрость, разумный подход ко всему, неиссякаемое чувство юмора очень поддерживали меня. Мир казался прочнее оттого, что рядом был такой друг.
Читать дальше