Александр Шуваев - Гном. Трилогия

– Мой фюрер. Это действительно гениально. Но на период подготовки и проведения операции железнодорожное сообщение целесообразно сохранить.

– Это я оставляю на ваше усмотрение, господин фельдмаршал. Прежде вы успешно справлялись с такого рода частностями. Тем временем мы тщательно подготовимся к проведению летней компании и еще в этом году добьемся окончательной победы.

О фюрере можно было говорить разное. В последнее время в моду начало входить молчаливое, на уровне обмена понимающими взглядами своих, неодобрение военных решений Гитлера, который, вроде бы, все делал не так и неправильно. Теперь все стало на свои места. Мало того, что воля фюрера – на самом деле чуть ли ни единственная опора Нации: он гений, и фельдмаршал ни секунды не кривил душой, когда несколько минут тому назад вдруг онемевшими губами неожиданно для себя проговорил потрясенные слова. Но полнейшая – о! – данной минуты поддержка мнения Фюрера и позиции Фюрера не отменила его внутренней убежденности в том, что контроль над важнейшими железнодорожными узлами должен быть восстановлен во всяком случае. Захваченный большевиками Батайск у него болел, как может болеть сломанный зуб или сорванный ноготь. Он чувствовал, как чувствуют слегка отсиженную ногу, трагическую отгороженность Ростова от основных сил фон Клейста: группировка безнадежно увязала в уплотняющейся обороне русских. Если у них там окажутся хоть какие‑то свободные силы…

Рывок к Ростову был, скорее, маневром: корпус только "чиркнул" по окраине громадного полуразрушенного города, притащив с собой полнокровный пехотный полк, усиленный противотанковыми дивизионами, зенитными средствами и отдельным саперным батальоном. Интересно, что и полк, и батальон этот были почти полностью укомплектованы ветеранами 62‑й. Они не слишком‑то тревожили немцев атаками, зато сразу начали усиленно готовит позиции "на две стороны": в поле и к городу. Главной задачей была подготовка и удержание плацдарма для главных сил. Марш, несколько усиленный офицерами, сержантами после госпиталей тыла фронтов и специалистами, резко повернул к Азову. На Таганрог. Город был захвачен сходу, потому что крупные резервы, выделенные Клейстом в рамках плана, согласованного с Манштейном и визированного ОКВ, до города не дошли.

– Нэт! И ви сами виноваты: эти ваши воздушные черепахи оказались слишком хороши в качестве разведчиков. Боюсь, командующие фронтами не простят, если мы примем такое решение. Пусть это останется нашим маленьким секретом. – Иосиф Сталин нахмурил брови. – Что такое?

– Товарищ Сталин. Не выложить козырь вовремя бывает так же ошибочно, как и выбросить его прежде времени. Я могу ошибаться, но опыт этой войны, в том числе опыт последних сражений, заставляет настаивать. Настал момент, когда должны быть напряжены по‑настоящему все силы и задействованы все ресурсы.

– Ви ручаетесь за успех?

– Это тот редкий случай, когда ожидаемые выгоды неизмеримо превышают возможный риск. Имею основания считать, что лишний день свободного продвижения вперед сейчас в дальнейшем позволит нам сохранить целый корпус. А, может быть, и армию.

– Харашо. Ми тут с товарищами пасовещаемся… Ви идите. Решение вам саабщат.

Когда дверь за Василевским закрылась, Сталин привычно посмотрел на нее.

Происшествие годовалой давности было первым случаем, когда он окончательно решил когда‑нибудь потом непременно расстрелять Беровича, а команду его расточить и частично пересажать. "Потом" – потому что во время войны Берович был и полезен, и безопасен одновременно. Кроме того, его устранение не давало выгоды в политическом смысле. Но и прощать такое самоуправство было, конечно же, совершенно недопустимым. Страна напрягала все силы, стремясь как можно дальше отогнать от Москвы впервые попятившегося врага, производство техники упало до минимума, промышленная база на востоке страны еще не начала давать нужный объем, а три авантюриста, волей судьбы собравшихся на 63‑м заводе, решили сделать тяжелый бомбардировщик, задуманный специально для ночных действий!

Они нашли друг друга безошибочно и фатально, как безошибочно находят два магнита. Как два разноименных электрических заряда. Как пьяница, в самый разгар "сухого закона" жаждущий продолжения, и бутлегер.

Рафинированный аристократ, сохраняющий свою элегантность несмотря ни на какие перипетии судьбы, самая экзотическая птица в СССР из всех, которых только можно получить за деньги. И пролетарий‑из‑пролетариев, снимающий засаленное тряпье спецовки только в официальных условиях, плоть от плоти заводской слободы, типаж в России такой же редкий, как, к примеру, воробей.