- Вот видишь, какой ты болван, - говорил один Дорн внутри него, - ты истязаешь себя, даже не зная, ради чего ты это делаешь.
- Да, но от меня многое зависит, как же я могу не попытаться узнать, что именно зависит от меня. А вдруг, если я этого не узнаю, произойдет что-то страшное, ведь так написано в послании.
- Это жалкий клочок бумаги ты называешь посланием? Да ушастый просто посмеялся над тобой!
- Но я чувствую, что это очень серьезно, и чувствую, что ему, эльфу, тоже было не до шуток. Он слишком умный, чтобы заниматься такими глупостями. Он знает что-то важное.
- Ну и почему же он тогда ничего не объяснил тебе сам, раз он такой умный и все знает, зачем нужно было, чтобы ты сбивал ноги, карабкаясь по горам?
- Да, действительно, зачем?
Дорн решил обсудить этот вопрос с Айваном. Во время путешествия с ним, он понял, что несмотря на кажущееся легкомыслие, Айван обладал гибким и острым умом. Не был он обыкновенным воришкой, текла в нем, действительно, какая-то благородная кровь.
- Айван, как ты думаешь, почему эльф не сказал мне все прямо сам, зачем нужно все так усложнять? Если, конечно, в этом, действительно, есть какой-то смысл.
Айван задумался.
- Знаешь, - сказал он, - может, это такое испытание. И ты должен все узнать, когда докажешь, что ты готов это узнать.
Дорн кивнул. Они продолжили путь. Гному было досадно от высказанного Айваном предположения, что кто-то его может испытывать. Потом, это было всего лишь предположение. Но все же он постарался больше не обращать внимание на усталость и сбитые ноги. Чтобы никто не подумал, что он может раскиснуть от таких пустяков. Все-таки, он был воин.
Так, несмотря на все сложности похода, человек с хромающим гномом с завидным упорством продолжали идти вперед. Вечером, сидя у догорающего костра, Айван рассказывал древние легенды о смелых воинах и искусных магах, где справедливость торжествовала всегда, а Дорн напевал старинные песни гномов; но как ни пытались путники скрасить трудный путь, все равно болели ноги и хотелось есть. Но никто не жаловался и не ныл. На пятый день пути они, наконец, увидели гору, где должна была находиться хижина отшельника. Теперь они шли не к чему – то мнимому, а к реальной видимой цели. Казалось, даже ноги стали болеть меньше, не осталось ничего, кроме неудержимого желания быстрее добраться до скалы. Пролетели еще сутки пути.
И вот, самая высокая скала Южной гряды предстала перед путниками во всей красе. Вершины ее не было видно из-за облаков, а склон был пологим, на нем даже было вырублено некое подобие ступенек, видимо отшельника время от времени навещали.
- Теперь часа за три доберемся, – уверенно сказал Айван.
От этих слов на душе у Дорна полегчало. Глядя на Айвана, гном невольно дивился его хладнокровию и уверенности. Дорн никогда бы не подумал, что простой городской вор может так стойко терпеть трудности перехода, так ловко управляться с метательными ножами и так умело ориентироваться по звездам. Но не только он был удивлен. Айвану тоже пришлось многому поучиться у гнома. Юноша видел стертые в кровь ноги гнома, но Дорн ни словом ни стоном не выдал своей боли.
После недолгого отдыха гном и человек снова отправились в путь. Измученные и усталые, они продолжали из последних сил карабкаться по неровным ступеням. Восхождение на скалу оказалось сложнее, чем полагал Айван, как будто неведомая сила тянула путников вниз. Вершины так и не было видно, казалось, она устремляется ввысь до бесконечности… Дорну становилось не по себе, когда он смотрел вверх, но стоило ему опустить глаза, как у него начинала кружиться голова. «О Глор, неужели я останусь в живых?» - малодушно думал Дорн, все-таки гномы не созданы для высоты. Наконец, перед воспаленными глазами гнома предстал вход в жилище отшельника. Это была пещера, прикрытая дверью, сделанной из плетеных веток. Недалеко от входа бил горный родник, и путники кинулись к нему и стали жадно пить ледяную воду. Весь мир перестал существовать, только дающая жизнь вода. Напившись, Дорн наконец вспомнил о главной цели похода. Но старца отшельника в доме не было. Путники завернули за выступ скалы и увидели огромную и удивительно плоскую площадку. На площадке, скрестив ноги, сидел человек в балахоне зеленого цвета. Человек даже не шелохнулся, когда путники подошли к нему. Он был высоким, худым, за балахоном было не видно его лица. Человек и гном подошли к нему сбоку и остановились в нерешительности.
Читать дальше