Майкл Каннингем - Плоть и кровь

— Похоже, свадьба удалась.

— По-моему, все они удаются, нет? — ответил Билли. — То есть у тех, кому действительно хочется стать мужем и женой.

— Если бы в счет шло только это желание, они могли бы просто-напросто заглянуть к мировому судье и сберечь твоему отцу пять тысяч долларов.

— Да брось ты. Неужели этот сабантуй обошелся в пять штук?

— Ты бы сильно удивился, узнав, каких затрат он стоил. Вы, дети, ни малейшего представления об этом не имеете.

Билли присвистнул.

— Пять штук, — повторил он. — За одну попойку.

— Вот когда женишься ты, — сказала Мэри, — твоему отцу тратиться не придется. Платить за все будет семья твоей жены.

— Когда женюсь я, — ответил он, — мы просто-напросто заглянем к мировому судье. А если кому-то придет охота раскошелиться на пять штук, так мы на них лучше год в Европе проведем.

— У девушки, которую ты возьмешь в жены, могут оказаться другие желания.

— А я не возьму в жены девушку, у которой окажутся другие желания.

Танец закончился, Билли повел ее обратно к столу. Мэри шла, держась за локоть сына, розоватые туфельки ее холодновато светились на индиговом ковре бальной залы, точно цветы мяты. Это был ее сын, уже вставший на путь, который ведет в Гарвард. Мэри ясно сознавала, как он вырос, какими большими стали его руки. Она так любила его. Он все еще оставался ее ребенком, самым умным из ее детей, обещающим так много, с так сильно попорченной прыщами кожей, что лишь увеличивало страшную силу ее любви. Билли казался ей и бесплотным, и мучительно земным. Только он, единственный из ее детей, страдал от обид и гордыни, которые ей удавалось читать как по писаному.

В ту ночь она, уже облачившись в ночную сорочку, лежала в постели и наблюдала за раздевавшимся Константином. Его тело, одрябшее, густо поросшее волосом, пробуждало в ней нежность, имевшую почти такое же отношение к чувствам материнским, какое и к любовным. Муж мог быть ее старшим сыном, упрямым, непокорным, неуправляемым. Она могла относиться к нему с любовью, более-менее, если думала о нем как о непутевом мальчишке, причиняющем время от времени вред тем, кто его окружает, подверженном вспышкам дурного нрава, но обладающем честным сердцем, которое переживет его ребячливую необузданность. К зрелым годам Константин и вправду обзавелся своего рода ребячливостью, и Мэри жила рядом с ним как с мальчиком, толстым и вздорным. Раздевшись до трусов, он присел на край кровати и произнес:

— Ну, вот она и уходит. Замужняя женщина.

— Угум. — Мэри все еще пребывала на краешке легкого, воздушного мира, созданного желтой пилюлей.

— Замужняя, — повторил Константин.

— По-моему, свадьба прошла хорошо, правда? — сказала Мэри. — Оркестр внушал мне некоторые сомнения, но в целом все, кажется, сложилось удачно.

Константин, ничего не ответив, встал, натянул пижамные штаны. Он немного перебрал на свадьбе, и потому движения его отличались сейчас продуманной осторожностью, впрочем, Мэри думала не об этом. Она думала об устроенной ею свадьбе, об обеде на две с лишним сотни персон и о том, как старалась не позволять себе волноваться по поводу сопровождавших его неприятных эпизодов — малопристойного тоста, произнесенного партнером Константина, перепалки одного из десятников с его супругой в осыпанном цветками фуксии платье. И старалась не думать также о будущих свадьбах подружек Сьюзен, семей которых почти не знала, потому что была итальянкой, женой грека-строителя. Из гостей Тодда не напился никто.

— Вот без чего бы я обошлась, так это без тоста Ника Казанзакиса, — сказала она.

— Ник молодчина, — ответил Константин. — Ну, любит иногда пошутить. Он же никого не задел.

— Задел — Бетти Эмори. Я сидела с ней рядом. И видела, как она поджала губы.

— Да и хрен с ней, с Бетти Эмори. У этой бабы, судя по ее виду, кол в заднице торчит.

— О, замечательно. Очень изящный отзыв о леди. Я тебе одно скажу — она настоящая леди. Чего не скажешь о половине сегодняшних женщин.

Константин забрался в постель. Запах спиртного мешался с его, хорошо знакомыми Мэри, собственными запахами.

— Давай не будем ссориться, — сказал он. — Хотя бы сегодня.

— Очень хорошо. С превеликим удовольствием обойдусь без ссоры.

Он натянул одеяло на грудь. Какое измученное у него лицо, подумала Мэри, какое усталое. Он стареет.

— Сегодня была свадьба нашей дочери, — сказал Константин.

— Да.

— И теперь она миссис Эмори. Сьюзен Эмори.

— Я знаю.