Admin - i 34c69a6b417e3939

Из тех, кто лжесвидетельствовал на королевском суде, до зимы не дожил никто. Молодой правитель протянул чуть дольше - ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы зачать наследника. И ещё - столько, сколько понадобилось его жене, чтобы выносить и родить здорового ребёнка. Чтобы недавно пережившее войну государство не скатилось в очередную смуту, которая неизбежно сопутствует смене династии.

У Дэя глаза горели, когда он пересказывал мне финал этой истории - о бессмертном отряде, который летит в ночь, и копыта коней едва касаются асфальта, а рога поют, перекликаясь с песней ветра в проводах. Как будто он видел это сам. Впрочем, Дэй мог и видеть.

- Значит, шпана романтическая, - припечатал отец, безжалостно вырывая меня из грёз о Тёмных веках, - Только всё равно шпана.

- Пап, перестань, пожалуйста, так говорить о человеке, которого ты не знаешь.

- А что я должен о нём знать? Что ему настолько плевать на мнение окружающих, что лень даже постричься и одеться поприличнее?

Так, с меня хватит. Я встала из-за стола.

- Спасибо за ужин, мам.

Мама поморщилась - семейные скандалы она всегда считала пустой тратой времени и сил. Неразумной.

- Дирк, хватит кричать на неё. Ты мог бы подобрать слова помягче.

- Рин, сядь, я ещё не закончил. Я твой отец, в конце концов!

У меня окаменело лицо.

- Мой отец учил меня самой пробивать дорогу. Мой отец говорил, что семья строится на доверии. Моему отцу было плевать, что о нём подумает старая грымза. Жаль, что теперь это не так.

- Рин, куда ты? - это мама.

- К Лоретте, готовиться к семинару. Заночую у неё.

В коридоре я схватила в охапку плащ и сумку и выскочила на лестничную клетку. Плакать не хотелось, но перед глазами намертво, как плёнка в заклинившем проекторе застыла одна картинка. Мне десять лет, я копаюсь в книжном шкафу, а отец, прохаживаясь по комнате, говорит маме: "Эти люди думают, что, раз у них есть квартира, высшее образование, машина и работа, требующая исключительно умственного труда, они по определению лучше тех, кто работает на заводе, ходит пешком и живёт в общежитиях. Хотя именно эти люди строят для них дома и собирают машины. Это накипь, Мариса. Накипь на теле общества. И опасна она именно тем, что считает себя необходимой, а всех остальных мусором. Сытая самодовольная накипь, подсчитывающая стоимость твоего костюма при первой встрече". Он много чего говорил, и половину я тогда просто не поняла. А теперь... Папа, ты попал в плохую компанию. К тем, кого ещё семь лет назад называл самодовольной накипью.

- Рин, остановись! - догнал меня мамин окрик. Она спускалась за мной - именно спускалась, а не бежала. Словно знала, что её-то точно выслушаю.

Остановилась я только у почтовых ящиков - нормально зашнуровать ботинки.

- Рин...

- Мам, всё хорошо, - обида понемногу уходила, - То есть всё, конечно, плохо, но я не собираюсь сбежать за границу или покончить с собой. Завтра с утра я буду дома, и мы всё нормально обсудим.

- Да, пожалуй, так будет лучше. За ночь он остынет, раз не на кого кричать, - мама даже в этой ситуации являла собой воплощение безупречной логики. Ледяная Леди... - И я постараюсь его подготовить.

- Мам, - я обняла её за плечи и поцеловала в щёку, - Не нервничай. Дэй... В общем, он действительно не шпана и не уголовник, что бы там отцу ни наговорили.

- Не буду. Раз уж вы оба такие вспыльчивые, должен же кто-то быть голосом разума в этом бедламе.

Я выскочила за дверь, под мелкую дождевую морось.

Это был последний раз, когда я видела родителей живыми.

Теперь.

Рин.

- К нему можно.

Я делаю первый шаг. Становится трудно дышать. Маленькая палата, тихо попискивает медицинская аппаратура.

Смуглое тонкое лицо на фоне белой подушке кажется тёмным, как лик со старой фрески. Непривычно видеть Дэя беспомощным. Непривычно видеть его безоружным.

Тёмные полукружья ресниц, запёкшиеся губы. Тонкий, незаметный взгляду случайного человека шрам на щеке. Я знаю это лицо до последней чёрточки. Сейчас он кажется младше своих лет. Если бы не бинты, стянувшие грудь, не сломанная рука, можно было бы вообразить, что мы вернулись на шесть лет назад. Выдают руки. Они никогда не были особенно ухоженными - не при тяжёлой работе. Но теперь оружейные мозоли въелись в кожу навечно.

Кончиками пальцев касаюсь щеки. Отвожу от лица не слишком чистую прядь. Конечно, откуда здесь у кого-то время расчёсывать и уж тем более промывать волосы раненому парню. Не остригли - и то хорошо. Но ещё пара дней - и стричь придётся. Сваляются. Я нахожу в сумке гребень и по возможности аккуратно распутываю пропахшую кровью и гарью косу.