Михаил Поляков - Нам бы день продержаться. Дилогия

– З а с т а в а! Налево – рравняйсь! Сми-и-ирно! Вольно. – Их специально-серьезные-торжественные лица еще умильнее, чем улыбающиеся виновато. – Товарищи пограничники, сегодня у ефрейтора Бадьи, – начинаю я и спохватываюсь, и поправляюсь, – ефрейтора Будько – день рождения! – Народ хохочет коротко, дружески и с трудом умолкает под взглядом Грязнова. Повар краснеет. Я продолжаю: – Поздравляю его от вашего имени. Желаю счастья, здоровья и удачи. Ну и главное, чтоб кормил нас так же, как и прежде, вкусно, сытно и своевременно. Объявляю ефрейтору Будько выходной с двадцати часов сего дня на следующие пограничные сутки. Исполнять обязанности повара назначаются: на ночной доппаек и завтрак – старшина заставы старший прапорщик Грязнов! – делаю паузу.

– Я, – грозно рычит Виктор Иванович с пра-вого фланга, и улыбки и шутки летят из строя по поводу услышанного только что. Немой вопрос застывает в глазах всех, кто находится в строю. А обед? – написано на озабоченных лицах. Повар смотрит и слушает меня со страхом за состояние дел в его богадельне. Я продолжаю. Строй начинает трясти волна приближающегося хохота.

– На обед: рядовой Пирмухаммедов Ибрагим!

– Я!

– ООО! Он же невкусный, – несется по солдатам волна удивления, а Пирмухаммедов довольно кивает всем снизу вверх с левой оконечности шеренги. Будько жмурится от наплыва впечатлений. Он не знает, радоваться ему тому, что происходит, или нет.

– На ужин: каптер – ефрейтор Шустрый!

– Я! – успевает перед взрывом хохота утонуть ответ нашего каптенариуса в нарастающем ве-селье.

– Урра! – взрывается строй, а Бадья облегченно вздыхает. Он знает, как и все, что для того, чтобы смазать свое неумение готовить, Шустрый не пожалеет деликатесов при готовке пищи и количественно и качественно. А кроме макарон по-флотски он больше ничего творить на кухне не умеет. Народ пытается стартануть, все ясно, но я снова беру инициативу в свои руки и задерживаю всех на проходе широкого коридора.

– И от нас всех прими, Валера, такой вот подарок, скромный. – В моих руках скрипит, сверкает новенькой, двойной кожей и оранжевой фигурной прострочкой нитей офицерская портупея-ремень второго размера. На ней нулевая коричневая кобура с черным, как смола, шомполом и кожаным шнуром с карабином. Я с трудом открываю не растянутый клапан кобуры и демонстрирую всем пистолет Макарова и два магазина к нему, свежепахнущие едва вскрытой смазкой. – Властью начальника заставы разрешаю носить в расположении вверенного мне гарнизона и не считать нарушением формы одежды, – заканчиваю я. – Патроны получишь у Шустрого, после того, как сдашь старшине зачет по эМБэ* и устройству, – и Грязнов с Борей в согласии со сценарием начинают первыми хлопками провоцировать громкие аплодисменты присутствующих. – Вольно, на ужин разойдись, – командую я.

Народ с удовольствием двигает на прием пищи, осторожно снимая на ходу оружие. Солдаты хлопают Валерку по плечу, проходя мимо, поздравляют, тянут его за уши. Жмут руки, тормошат, говорят, спрашивают, шутят. Тянутся к подарку. А повар прорывается сквозь толпу ко мне, чтоб выразить свое неудовольствие тем, что не посвящен в тонкости нашего плана по обеспечению безмятежности его выходного дня, а также делится сомнениями в реальности поварского искусства всех вышеперечисленных персонажей. Однако подарок никому не дает и уже прикидывает, где взять подшиву для чистки полученного офицерского оружия.

– Пирмухаммед! – орет Валерка, когда я выкатываюсь на крыльцо. – А ну иди сюда. – После тщательного допроса Ибрагима в столовой, в присутствии всех, Валерка выясняет, что делать плов это долго. Почти четыре часа. И только один плов.

– А первое блюдо? – строго допытывается он до меню предстоящего на завтра обеда.

– Старшина супчик сварит – гороховый с сухариками! – бодро предоставляет Шустрый информацию о приеме пищи на завтра.

– Ну-ну! – язвительно заявляет Валерка и покидает кухню. Проходит через зал, демонстративно засунув руки в карманы брючин. – Пойду спать! – На талии ефрейтора мерцает коричневым блеском кожи и манит завистливые взгляды коллег офицерский пояс с тремя тренчиками и полной кобурой. Внизу двух тренчиков от портупеи – желтые металлические полукольца, на кото-рые Бадья уже успел повесить блестящие серебром никелированной стали карабинчики. На одном уже прицеплен конец крепкого шнура, закрученный в самораспускающуюся спираль – это веревка для связывания нарушителя. Своеоб-разная отметка того, что ты пограничник с линейной заставы, а не с какого-либо тылового подразделения. Там этот прибамбас ни к чему. А у нас – деталь экипировки, как пухлый и герметичный пакет ИПП в левом кармане предплечья.