Не буду об этом больше, потому что реветь себе запретила. Думать надо, как дальше жить. Слово, данное воеводе, сдержу, до полуночи десятого дня дотерплю, а с утра - в путь. И никто мне не указ, чем хочу, тем до этого срока и занимаюсь: хоть стреляю, хоть с амазонками ношусь, хоть полрынка скуплю себе в дорогу - кому какое дело? Не взыщи, Вася. Ты про дедов моих расспрашивал, кои войну прошли, ты мне в пример их ставил, было дело? Я их память позорить не буду. Они своё тягло на других не перекладывали.
Всё, Ваня, всё. Попала ты сюда одна, одна и справляйся. А пока что сиди, поджидай своего сэра. У тебя по расписанию занятия по верховой езде, так что не нарушай режим.
...Время идёт, а доблестного паладина всё нет.
А не в курсе ли наш златокудрый, что меня в собственный Сороковник не пускают? Нет ли тут заговора? Если знал племянник, знал воевода - то с другом-то мой Муромец наверняка сокровенным поделился! Меня обжигает ещё одно воспоминание: "Понадобится помощь - обращайся к Майклу!" - так, кажется, сказал Васюта совсем недавно, как раз до того, как мы с Лорой встретились. Он всё решил уже тогда! И распланировал! И...
...и прощался со мной. Только сразу - не смог, потому и примчался вечером.
У меня даже руки опускаются.
И сэр драгоценный - тоже знал всё заранее? О чём они с Васютой беседовали наедине? Если знал - так он же сам и запрёт меня в светлице, и замок повесит для верности. И тысячу причин найдёт: ради моего же блага, из чувства ответственности, чтобы исполнить волю друга, отправившегося на подвиги... Почему он до сих пор не приехал?
О, сэр Майкл, только не это! Умоляю!
Да нет же! Вчера утром он ничего не знал, это ясно; он со своими проблемами приехал, такой измотанный, о том и хотел побеседовать. А второй раз они встретились с Васютой на лугу, но почти не общались. Прекрати, Ваня. Это уже паранойя. Так ты скоро и Нору подозревать начнёшь.
Где она, кстати?
Ян кивает за окно.
- Вон, в Хорсовой будке лежит. Тоже тоскует.
Тоже? Так заметно, что я тоскую? Поспешно выхожу. Собакина моя, бедная и бледная, высовывает из будки морду и скулит. Я присаживаюсь рядом.
- Погоди, моя хорошая, вот придёт твой несравненный сэр Аркад и развеселит тебя. Видишь, как получается, обе мы с тобой брошенные. Придётся как-то дальше жить одним.
Странно, и Аркадия нет. А ведь они в последнее время с сэром одновременно появлялись...
Паранойя, Ваня. Уймись.
Нора с беспокойством принюхивается. Обшмыгивает мне руки, когтистой лапой пытается притянуть поближе к себе мою правую. Да ты что, собакин, рану мне зализывать собираешься? Нет уж, вы эти шуточки с Аркадием оставьте себе, а я всё же человек!
Встаю, и в глаза мне падает солнечный луч; машинально закрываюсь ладонью... и получаю мощный жгучий заряд, как будто перцем на ладонь сыпанули.
Янек, покачав головой, снова накладывает компресс с настойкой. Говорит решительно:
- Идём к Гале! Нечего тут высиживать, пока заражение не подхватила. Я тебя ни в какой квест не пущу, пока не вылечишься.
- Пошли уж, - говорю со вздохом. - Защитник ты мой...
Он глядит сурово: не смеюсь ли? Но я кротко опускаю глаза. Тяну Нору за поводок: пусть пройдётся с нами, развеется. Собакина грустно выползает из будки, глаза у неё... хоть платочек наготове держи, слёзы утирать. Вздыхает по-человечески.
У нас с тобой осталось ещё много вздохов, родная. Надолго хватит.
***
Входной двери в Галин дом просто нет. На месте проёма - продолжение гладкой кирпичной стены.
- Морок это, - хмурится Ян. - Не откроется, если хозяйка не захочет принять. Видал я такое. Давай лучше обойдём, со двора наверняка вход есть, как у нас.
Мы огибаем дом, и вдруг сердце моё подпрыгивает. Потому что у коновязи рядом с Васильком - ах, сэр, оказывается, здесь! - я вижу большого чёрного коня. Едва не бегу вперёд, но разочаровано останавливаюсь. Нет, это не Чёрт. Не такой громадный; сам изящен и тонок в кости... почему-то на ум приходит выражение "арабских кровей", хотя кто их знает, как они выглядят, эти арабские скакуны. Он недобро косит чёрным глазом, отфыркивается, трясёт головой. Запах ему мой не нравится, что ли? Грива у него... я приглядываюсь. Грива заплетена в мелкие косички, сбруя богатая, отделана серебром, да что сбруя - даже копыта посеребрены! Рядом с белоснежным Васильком он кажется не просто чёрным, а вымазанным в саже или в китайской туши.
Нора пятится и глухо рычит.
- Вот гадство, - досадливо говорит Ян. На лице его прописано слово куда более энергичное. - И этот тёмный здесь.
Читать дальше