Москвин - Плоский мир

-С тобой все в порядке?

-Что?.. – спросил он каким-то странным голосом, лишь отдаленно походившим на его собственный, - было такое впечатление, что этот голос отразился от кривого зеркала.

-Пойдем, - я помог ему подняться; в следующий момент к нам подбежал тот самый человек, который встретил меня в первый день в лекционной аудитории – он, похоже, негласно был моим личным опекуном.

-Что случилось?

-Ничего существенного. Просто ему стало плохо, - я кивнул на Коженина, стараясь придать своему голосу как можно более доброжелательный оттенок.

-А-а… ну, в таком случае дайте ему воды и постарайтесь успокоить. У него есть еще пары?

-Да, есть… одна… - сказал вдруг Коженин; голос его был уже совершенно нормальным.

-Отлично, сынок. Твой преподаватель тебя успокоит, а потом ты пойдешь на них, но смотри ни в коем случае не опаздывай. Впрочем, вряд ли это случится. До свидания.

Если бы подобный эпизод произошел в первые дни введения программы, тогда, возможно, мы так просто от этого человека не отделались бы, но сейчас, когда все студенты, сделавшись марионетками в руках умелого кукольника, сами выполняли весь распорядок, его подозрительность ослабла, и он потихоньку становился охранником в середине рабочего дня, которому хочется побыстрее отправиться на обед.

Я отвел Коженина в аудиторию, где только что проходил мой семинар.

-Тебе лучше пойти домой.

-Нет, ни в коем случае, я не могу пропускать занятия.

-Забудь о них. Это уже совершенно не те занятия, что были раньше. Ты думаешь, я не вижу, как ты изменился за последнее время? Что с тобой происходит? У меня сложилось впечатление, будто тебя постоянно мучит плохое самочувствие, слабость…

Я думаю, что со стороны можно было увидеть, как Коженин застыл в нерешительности, а потом покачал головой.

-Нет-нет… все в полном порядке…

-И все же я настоятельно рекомендую тебе отправиться домой… и знаешь еще что? Не приходи сюда до тех пор, пока мы не сможем если не уничтожить эту программу, то хотя бы увиливать от нее.

(Несмотря на то, что говорил я это вполне твердо и уверенно, все равно прекрасно осознавал, сколь мизерны шансы на то, чтобы вернуть институт в прежнее состояние, и здесь большую роль играло то, как относилась к программе администрация и остальные преподаватели, - об этом я расскажу ровно через минуту).

Теперь я умолял Коженина сделать то, от чего раньше всеми силами отговаривал.

-Хорошо…

Я вздохнул с облегчением, услышав этот ответ, а потом проводил студента до линии выхода из института. На прощание я еще раз настоятельно рекомендовал ему не приходить какое-то время.

-Через два дня будут выходные, так что обязательно приезжай. Поработаем, - прибавил я.

Он кивнул, и я опять вздохнул с облегчением. Мне тогда и в голову не пришло, что это несколько неестественно для него, так легко со мной соглашаться.

Я обещал рассказать, как относились к программе другие институтские преподаватели. Разумеется, на совещании, которое состоялось на второй день после введения программы, очень бурно обсуждался вопрос, что же будет со студентами и действительно ли программа скажется благотворно, - тут уж я постарался и публику раззадорил, - но как только ректор нашего института, (человек, которого я доселе считал почтенным и многоуважаемым), почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, моментально подошел к кафедре и объявил, что со следующего месяца зарплата каждого преподавателя повышается в полтора раза.

Это возымело эффект – вся аудитория тут же смолкла. Большинство, наверное, испытало в этот момент благоговение и умиротворение, иные были просто удивлены и испытали благоговение и умиротворение чуть позже; лишь я, наверное, молчал от негодования.

-Так что сохраняйте спокойствие, - присовокупил ректор.

-Это Великовский выделил деньги? – спросил я.

-Хм… господи, да какая вам разница?

-Нет, пожалуйста, ответьте, мне хочется знать.

В этот момент я не мог видеть ректора, но по минутному молчанию, которое предшествовало ответу, я понял, что он лихорадочно соображает, как бы заставить меня заткнуться. И тут он просто отшутился, сказав:

-Видно, наш профессор Староверцев не может поверить в собственное счастье. Если вы что-то имеете против, то мы можем и не повышать вам зарплату.

Все присутствовавшие залились гомерическим смехом, и я почувствовал, как в меня полетели невидимые плевки. Теперь все, (включая и тех преподавателей, которых я много лет считал своими друзьями), были на его стороне, а мой голос больше ничего не значил. Кроме всего прочего, я понял, что засветился, и теперь за мною будут пристально наблюдать.