Admin - i f36931a51be2993b

Элгэ и Алекса, накупавшись, бродят по мелководью. Средь золотых кувшинок.

Младшая сестра во всех детских состязаниях приплывает первой. Но втайне мечтает научиться лежать на воде не шевелясь. И при этом не идти ко дну.

У Александры получается всегда. А вот у Элгэ тонут ноги. Тонут - и всё...

Сияющие лучики невесомо пляшут на воде. На золотых кувшинках, на белых водяных лилиях...

Речные цветы можно замечательно воткнуть в локоны. И пусть с них стекает вода. Всё равно и Элгэ, и Алекса - уже до корней волос мокрые.

Еще можно поймать Диего. И натыкать лилий в его длинную спутанную гриву - вот будет смешно...

Или нагнуться и собирать раковины. В море есть настоящие - с драгоценным жемчугом. Если поднести к уху - в них шумят волны.

Но зато там нет кувшинок. Они не растут в соленой воде.

Лето, солнце, река...

И еще целых полгода до лютенской зимы, из которой не вернутся родители...

Когда это приснилось впервые - Элгэ не хотелось просыпаться. Если б могла - остановила бы время.

В Вальданэ тоже росли лилии. Только не было моря. Всё сразу получить нельзя. Либо шум волн, либо цветы. Свобода - или живые родители. И выбираешь - не ты.

Сны повторяются - каждую ночь, три недели подряд. А утром просыпаешься в слезах. И радуешься, что никто тебя не видит. Горькой, как сами слёзы, радостью.

Потому что больше не будет кувшинок. Они не растут зимой. А тем более - там, где столько горько-соленых слёз.

И моря - тоже нет. В конце не остается ничего.

Есть только ты. И никто не увидит тебя плачущей. В одиночном заключении - свои плюсы.

Всё сильнее сгущается мрак. Разгоняет его лишь одно - Алекса жива. По словам благородных тюремщиков. Это - единственное, что удалось у них узнать.

Сестра жива - и тоже в одном из михаилитских монастырей. Под покровительством последнего не ставшего скотиной эвитанца - кардинала.

А вот удастся ли сестренку еще хоть раз увидеть - ведомо лишь Творцу Милосердному. Может, святой Михаил его упросит? Больше-то уж надеяться не на кого.

Сдержит ли слово кардинал - насчет яда? Хоть не ради самой Элгэ. Зачем Диего знать, что его родную сестру казнят на Ауэнтской площади? С палачей станется привести брата смотреть на смерть сестры. И Его Высокопреосвященству это известно.

3

Капель за окном радостно извещает о первых днях весны. Это в Лиаре - всё еще стылые сугробы. А в Лютене - весенние дожди и весенняя грязь под ногами. И весеннее же солнце - в чьи-то счастливо жмурящиеся глаза.

Особняк Ревинтера - не какой-нибудь северный замок. И не родной дом Алана Эдингема. Здесь все окна застеклены лучшим аравинтским стеклом. А солнце - постоянный гость. И в комнате, где лежит на излечении проваливший задание капитан, - тоже.

А еще к его услугам - прекрасная комната, личный врач господина Регента, диетическая еда, дорогие лекарства. И ежедневно справляющийся о состоянии здоровья гостя хозяин дома.

Эдингем вовсе не того ждал, когда, шатаясь от слабости, поднялся в кабинет монсеньора, по-военному отдал честь. Четко выговорил:

- Я не смог выполнить ваш приказ. Готов идти под трибунал!

И рухнул к ногам Бертольда Ревинтера. На чёрно-золотой ковер. Его потом, наверняка, пришлось выбросить - кровь протекла сквозь повязки.

Ни под какой "трибунал" Алана не отдали. Напротив - ни словом не попрекнули. Холили и лелеяли.

И волноваться уже не о чем. Когда Ревинтер хочет убить - убивает сразу. Во всяком случае - в тот самый день.

Так что всё хорошо.

И отчаянно хочется застрелиться самому! Министр финансов не стал списывать со счетов "неплохого офицера". Вдруг еще пригодится?

И от этого - только хуже.

К концу третьей недели монсеньор вновь вызвал в кабинет. Синий.

Эдингем явился в теперь висящем на нём мундире. Похудевший, с ввалившимися щеками. Но уже не готовый свалиться без чувств. И даже - чисто выбритый. И более-менее твердой походкой.

- Садитесь, Алан! - Бертольд Ревинтер указал на стул. - Вижу, я поторопился вызвать вас. Вы еще нуждаетесь в отдыхе.

- Я готов к исполнению любого приказа, монсеньор! - старательно отчеканил юноша. Почти твердо.

- Будь по-вашему, - совсем по-человечески рассмеялся министр. - Алан, вы помните, как попали ко мне на службу?

- Конечно, монсеньор, - внутренне насторожился он.

- А теперь я хочу, чтобы вы точно так же перевербовали для меня другого офицера.

- Сделаю всё возможное, монсеньор! Могу я узнать, кто этот офицер?

- Риккардо Гарсия, капитан маршала Всеслава Словеонского.