Анна Орлова - Аромагия

Надо думать, обиделся. Впрочем, на обиженных воду возят, как любит говорить инспектор Сольбранд. Так что я пожала плечами и первым делом написала записку интенданту, в которой мягко попеняла на неуместную шутку и намекнула, что полковник будет ею очень недоволен...

За обедом, за неимением роскошных яств, стол пришлось украшать мне самой. Эффектный туалет, ласковая улыбка и бездна внимания к каждому из гостей – и безыскусность угощения осталась незамеченной. Правда, Ингольв все больше хмурился, но управляться с его гневом мне было не впервой...

Разумеется, стоило последнему гостю выйти из нашего дома, как муж тут же принялся меня отчитывать.

Хорошо хоть слуги уже убрали посуду и оставили нас наедине.

- Ты заставляешь меня краснеть! Мало того, что обед ужасный, так еще и ведешь себя как... Ты заигрываешь с моими друзьями у меня на глазах! – резко говорил он, яростно рубая воздух ладонью.

Настоящий полковник: подтянутый, в ладно сидящей форме, волевой подбородок выдвинут вперед, голубые глаза смотрят сурово и властно. Винно-красные с золотым тиснением стены гостиной, плюшевые диваны угрожающего темно-красного оттенка, золоченые рамы зеркал создавали для Ингольва превосходное обрамление. А вот я, должно быть, смотрелась здесь чужеродно, как дешевый кусочек янтаря в драгоценном рубиновом ожерелье.

- Мы с тобой это уже обсуждали, - возразила я, пытаясь сохранять спокойствие. Глоток вина – сладкого, густого, благоухающего спелыми вишнями и ежевикой – пришелся кстати, смыв кислый привкус незаслуженной обиды. – Раз я не имею в доме никакой власти, глупо обвинять меня в том, как ведется хозяйство!

- Глупо? – переспросил Ингольв, все больше распаляясь. Шагнув ближе, произнес напористо: – Стоит отцу уйти, и ты тут же умудряешься все испортить!

От него исходила лимонная свежесть с легкой горчинкой горького апельсина – уверенность.

- Мне переехать в «Уртехюс»? – поинтересовалась я, с деланным интересом разглядывая за спиной мужа кованый подсвечник в виде вьюнка. Как-то разом забылись намерение не противоречить мужу и не злить его без нужды. – Чтобы никому здесь не мешать...

- Прекрати изображать жертву! – заорал он, тут же выходя из себя в ярости замахиваясь на меня. – Ты сама не смогла заниматься хозяйством из-за своей дурацкой аромагии! И отец не заставлял тебя строить глазки! Ты...

Последовало несколько грубых ругательств. Отчего-то Ингольв сегодня пребывал в крайне дурном настроении, а мое «легкомыслие» довело его до бешенства.

Выпрямиться, прямо взглянуть в глаза.

- Рискни только, - произнесла я тихо.

Может быть, не стоило бросать ему вызов, но больше так нельзя. Если он меня ударит... Ударив раз, муж будет делать это снова и снова. Так всегда бывает. Слишком часто я делала мази от синяков запуганным женам...

Глаза Ингольва налились кровью, он сжал кулаки и теперь походил на медведя, которого допекли неурочными побудками.

Абсурдность этой сцены бросалась в глаза. Как будто мы на театральных подмостках, где ставят новую драму.

«Он не посмеет. Не посмеет!» - заполошно билось в голове.

Муж вправе делать с женой все, что ему вздумается. Закон не оправдывает разве что убийство, но и за него наказание будет мягким – скорее всего, штраф. Были прецеденты.

Вдруг захотелось схватить что-нибудь тяжелое – да хотя бы тот самый подсвечник, которым я недавно любовалась...

Кажется, я начинала понимать мужеубийц, доведенных до отчаяния побоями и придирками.

Наверное, Ингольву не давали отступить ярость и ложная гордость.

Так мы и стояли друг против друга, словно дуэлянты (или, скорее, слон и Моська).

Не знаю, до чего мы бы докатились, но, как гром с ясного неба, нас прервал торопливый стук в дверь. Почти осязаемое напряжение, пахнущее колючей кожурой каштанов, разлетелось вдребезги. Муж отвернулся, сжав челюсти, а я на мгновение прикрыла глаза, сдерживая предательские слезы.

- Господин, там ваш ординарец пришел, - пролепетала Уннер с порога, глядя на меня перепуганными глазами. Видимо, она слышала крики. – Говорит, что-то срочное...

- Хорошо, иди. Я скоро буду! – отрезал Ингольв, остывая. Он отошел в сторону, делая вид, что рассматривает стоящие на камине безделушки: хрупкие, изящные, беззащитные. Как я...

С трудом переведя дух, я спрятала дрожащие руки в складках платья.

Исходящий от Ингольва запах острой ярости сменился холодной горечью разочарования.

Муж спросил устало: