- Здесь будет удобно, - сказал Давер. - Пойду только люк закрою...
Он вышел, я нащупал одно из кресел и сел. Оно просело подо мной, спинка, и без того низкая, ушла назад. Моё тело приобрело скорее лежачее положение, чем сидячее, но было действительно удобно. Я стащил ботинки, размял ноющие ступни, после чего закинул ноги на ближний из пультов. Возникла резонная мысль: как Ференц закроет чертов люк, если тот несколько тысяч лет ржавел в одном положении? В ту же секунду раздался жуткий скрип, такой низкой тональности, что больше походил на вибрацию. Сразу за ним едва слышный удар, дрожью пробежавший по корпусу танка.
- Заклинило немного... - сообщил поднявшийся Давер.
Я уже рылся в рюкзаке, ища еду, поэтому только кивнул, не сразу сообразив, что в темноте Ференц ничего не увидит.
- Давайте ужинать, - сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
Камней с историями у меня больше не было, к тому же давала знать о себе усталость. Поэтому я последовал примеру Давера - завалился спать, едва дожевав последний кусок.
Во сне я стоял перед своим домом. Тускло светила молодая луна. Пахло только что прошедшим летним дождём. Шелестел над головой в ветвях дубов и вязов легкий ветер.
Я обошел крыльцо и встал напротив окна в гостиную, так чтобы свет из дома не падал на меня. Народу внутри - не продохнуть. Бабушки и дедушки, дяди и тёти, двоюродные и троюродные братья и сёстры. Все при параде.
- Чего они празднуют? - спросил я.
- Твой день рождения, - раздался из-за плеча такой знакомый голос.
Я повернулся.
- Привет, мам.
- Привет.
На ней самое любимое платье, светло-серое, из какой-то новомодной ткани, с эффектом внутреннего свечения. При этом на ногах старые потёртые тапочки. Без туфель на каблуке она мне едва до плеча достаёт. Так я и смотрел на неё, сверху вниз, как на ребёнка. Она же строгим взглядом уставилась в окно.
- Вообще-то до него почти полгода, - сказал я.
- Они празднуют день рождения нового тебя. Того, что увидел и пережил много плохого, но не сломался и не озлобился...
- А мне кажется, что и сломался, и озлобился, - вставил я.
- ... и по-прежнему любишь и свой город, и свою семью, - закончила мама, не обратившая внимания на мои слова.
Что за дурацкий сон, подумал я.
- А ты почему здесь стоишь?
- Тебя жду, - ответила мама.
Я не нашелся, что сказать на это. Минуту мы стояли молча.
- Ты же на самом деле не моя мама, - сказал я.
Она отвернулась от окна и в первый раз посмотрела на меня.
- А кто же я? - спросила она с сарказмом.
- Ты Антон. Ну, то есть часть города...
- То есть, ты хочешь сказать - я похожа на мужика?
- Да причём тут похожа? Я совсем не про это...
- Родная мать, которая тебя родила и воспитала?
- Да я вообще не про это! - крикнул я.
- Не кричи на мать!
Она глядела на меня, сдвинув брови. Прямо как в детстве, когда я смотрел на неё сверху вниз.
- Все мы не люди... - сказал я тихо.
- Прекрати говорить глупости, - строго сказала она. - То, что мы не подвержены деструктивному и асоциальному поведению, не убиваем друг друга, наоборот, честно трудимся на благо общества, не говорит о том, что мы не люди.
- Ну вот ты и попалась. Вообще-то ты должна была просто удивится такому неожиданному заявлению, - сказал я и проснулся.
Какой дурацкий сон, снова подумал я и огляделся. Я стоял внутри купола, в зале истукана. Сначала я поразмыслил о том, что слишком чётко осознаю, что нахожусь во сне, это больше похоже на историю. Потом - что мне теперь делать. Стоять здесь, пока не проснусь?
- Может ты подскажешь? - спросил я у статуи.
Великан покосился на меня.
- В том-то и дело, что решить ты должен сам! - прогудел он.
Я аж подпрыгнул от неожиданности.
- Ты разговариваешь!
- Ты тоже, - сообщил истукан голосом столь низким, что от него по полу шла дрожь.
- Ну я-то человек...
- Теперь да.
С виду он по-прежнему был обычной статуей, из камня или чего-то похожего. Ни рукой, ни головой не шевельнул, только вперся в меня мертвым взглядом. Непонятно откуда голос идёт, губы-то не двигаются...
- Это ведь ты со мной что-то сделал? - сказал я после паузы.
- Я, - подтвердил истукан. - Меня заставили.
- Каким образом? - усмехнулся я. - Ведь ты не живой!
- Выходит, гуманность и сострадание присущи и мертвецам.
Я не понял, о чём он и сменил тему.
- И в чём я изменился? Чего во мне появилось, такого уникально-человеческого?
- В общем, ничего особо и не появилось, просто теперь у тебя появляются чувства, не заложенные программой. Твои действия невозможно достоверно просчитать. Твой хозяин отпустил тебя, потому что решил: ты никогда не пойдёшь на то, чтобы повредить ему. Вот только алгоритмы, заложенные им, могут в любой момент дать сбой. А когда именно - никто не знает.
Читать дальше