Прицеливаюсь в одного из "прокаженных" под бампером. Опускаю палец на спусковой крючок. Вдыхаю... выдыхаю... Плавно нажимаю...
Почти не слышу грохота. Только чувствую отдачу в плечо.
Мой первый выстрел из огнестрельного оружия по живой цели откалывает от черепа "прокаженного" кусочек, и из отверстия выплескивается наружу кровавая каша. Ослабевшие руки отпускают решетку, и тело исчезает под машиной. Вторым в рожке "Сайги" идет дробовой заряд. До меня запоздало доходит, что если я промахнусь, то пробью радиатор или, чего доброго, движок.
Ваня меня заметил и машет рукой из окна. Кудрявый затылок Михася на секунду сменяется лицом, и снова превращается в затылок. Руки быстро досылают в подствольный магазин новые заряды, и он возобновляет стрельбу. Витос на заднем сиденье слишком занят сражением с "прокаженными", сквозь сетку трещин на лобовом стекле мне его почти не видно.
"Октавия" едет прямо на меня. До ворот остается метров двадцать, когда с летницы, наконец, открывают огонь. Чей-то меткий выстрел тут же снимает "прокаженного" на крыше. Мужчина вздрагивает, обмякает и остается лежать, но теперь без движения.
Слышу, как пули барабанят по багажнику. Один "безбилетный пассажир" отваливается от машины, изрешеченный, как швейцарский сыр; другой -- спустя пару выстрелов.
Десять метров. Выскакиваю из ворот и бегу навстречу "Октавии". Слышу, как Женя наверху командует "не стреляйте!".
Бью второго "прокаженного" под бампером мачете по голове. Лезвие намертво застревает в черепе, и я отпускаю рукоятку. Ничего, потом достану... Опрометью бросаюсь к воротам.
"Октавия" въезжает во двор с двумя мертвыми "прокаженными" на кузове (один на крыше, второй под бампером, безжизненные пальцы так и не отпустили решетку радиатора) и целой сворой живых на хвосте. Через несколько секунд они будут здесь.
Закрываю ворота, запираю засовы.
Поднимаю голову и ору во всю глотку:
-- БРОСАЙ!
Зажженная бутылка перелетает с крыши летницы за забор.
Слышится звон стекла и вздох вспыхнувшего пламени. Меня обдает жаром.
Потом первый "прокаженный" врезается с железные створки ворот.
08:00
Открываются дверцы, и пацаны выскакивают из машины. Желтые плащи сплошь в крови, оружие и ботинки тоже. Не знаю кто ранен, кто не ранен, кого покусали, кто заразился -- сейчас это неважно.
-- По лестнице! На крышу!
Дважды повторять не приходится. Витос взлетает по перекладинам с какой-то нечеловеческой скоростью, в одной руке "Ремингтон", вторая сжимает нож с налипшими на лезвие кусочками плоти.
Ворота сотрясаются под новыми ударами, горящие "прокаженные" издают вопли боли и экстаза, барабанные перепонки разрывает безумный гиеновый хохот и визг. Двое лезут через забор. На них тут же обрушивается град свинцовых пуль. Оба замертво падают на плиточное покрытие двора, расплескивая кровь из развороченных тел.
Вторым на крышу поднимается Миша. Не так быстро, как Витос, но в нем почти два метра роста, ему сложней. Я успеваю пристрелить еще одного "прокаженного", перемахнувшего через ворота так легко, словно это была живая изгородь в парке. С каждым новым ударом ворота выгибаются все сильнее, один из верхних засовов уже вывалился из гнезда, и теперь створки удерживают лишь три.
Ваня поднимается медленнее всех. Женя с Артом криками подбадривают его, Ева ведет безостановочную стрельбу по "прокаженным", насколько это вообще возможно делать безостановочно из двуствольного ружья.
Наконец, Ваня на крыше.
В следующее мгновение падает второй засов, а затем одна из железных створок просто отрывается от петель и обрушивается во двор. В образовавшемся проеме вижу десятки окровавленных обожженных тел, оскаленные морды и скрюченные руки, тянущиеся ко мне...
08:05
В мгновение ока разряжаю весь рожок: дробь-пуля-дробь-пуля-дробь-пуля. Но "прокаженные", кажется, даже не замечают этого. Падает несколько тел, на их место тут же становятся другие.
-- МАКСИМ! МАКСИМ! ПОДНИМАЙСЯ НАВЕРХ! МАКСИМ! -- на грани срыва вопит Женя.
Закидываю карабин на спину и, не чуя под собой ног, мчусь к лестнице. Передозировка адреналина застилает глаза пеленой, наполняет рот терпким привкусом. Уши словно набрали воды, все звуки доносятся до меня, как из-за стенки. Мое отступление прикрывают безостановочным огнем. Ружейная канонада сливается в один сплошной долгий выстрел, больше напоминающий работу десятка отбойных молотков: "Б-Р-Р-Р-Р-Р!" Позади себя слышу, как пули с неприятными мясными шлепками врезаются в плоть "прокаженных", щелкают по бетонной плитке двора, тарабанят в кузов "Октавии".
Читать дальше