-- Я все равно не останусь с бабушкой, -- щурится Арт из клубов табачного дыма.
По лицу Жени расплывается мстительная улыбка.
-- Если я скажу, ты останешься один, -- отвечаю ему.
-- Пожалуйста, -- пожимает плечами Арт. -- Мне похуй.
Все с подозрением косятся на меня. Я блефую. Оставлять здесь кого-то -- плохая идея, и в этом споре Женя уже обречен на поражение. Но я играю вновь обретенными мускулами и слежу за реакцией. Они покупаются на мой блеф. И мне это чертовски нравится.
-- Никто с ней не останется, -- выношу вердикт.
На сей раз негодует Женя. Начинающийся заново спор убивает в зародыше Витос:
-- Кто будет выступать, того буду бр'осать на пятак! -- предупреждает он. -- Я -- палач. Тебя это тоже касается, -- добавляет он в сторону Арта.
В ответ тот показывает средний палец.
Я обращаюсь к Жене:
-- Забаррикадируем все окна в дом, укрепим дверь, оставим ей еды и питья на двухнедельный срок. Выходить на улицу будет только днем и только раз -- чтобы очистить переносной туалет и дать псу пять минут выгуляться. Если за это время мы не вернемся -- она всех нас переживет.
Женя не выглядит убежденным, но вынужден согласиться. Мое решение ему не нравится, но это меня не беспокоит. Именно поэтому и я не поднял руку на голосовании, когда произносили его имя. Поменяй нас местами, и он пошел бы у меня на поводу. Сие -- бремя каждого младшего брата.
Поворачиваюсь к Ване:
-- Вано, ты вспомнил?
-- Вспомнил. На Нансена есть оружейка. "Арсенал" или как-то так...
-- Тогда собираемся.
Нансена -- совсем недалеко. Не больше километра вверх по Шеболдаева. Когда-то было... В отличие от магазина Тамилы, до которого сто шагов пешком, расстояние до Нансена теперь покажется мне бесконечно долгим путешествием. И пускаться в него неподготовленными нельзя.
11:25
Я ставлю задачу разделиться. Трое остаются в доме, готовить бабушку к двухнедельной осаде, трое едут в "Арсенал". Мое первое серьезное решение, как лидера. Делю группу не наобум: в доме остаются Михась, Женя и Арт. Я, Вано и Витос на "Октавии" выдвигаемся в магазин. Все правильно -- два брата и два лидера в разных группах. Больше шансов, что к родителям вернется хотя бы один сын.
Женя настаивает на том, чтобы перед отъездом мы все проверились на предмет микротравм, а все найденные обработали йодом и заклеили пластырем. Делаем, как он говорит.
Берем с собой несколько ножей, два топора и мачете. У Вани в багажнике отыскивается кусок арматуры и устрашающего вида "вундервафля", как называет это Витос, сделанная руками самого Вано. Кусок черенка от лопаты с набитыми на одном конце гвоздями -- эдакое подобие "утренней звезды". Несмотря на примитивизм, орудие выглядит внушительно.
-- Ну, мы погнали, -- говорю я, стоя одной ногой в машине.
Витос и Вано уже внутри, двигатель включен и тихо урчит в ночной тишине дневного города, нарушаемой лишь жалобными стонами брошенных зэков.
-- Давай, удачи, -- брат пожимает мне руку, и его страх словно передается мне через ладонь.
Мне не хочется оставлять его здесь. Ни с пацанами, ни с ротой солдат.
-- Вы тут тоже поаккуратней.
-- Да нам хули, у нас Дэн, -- улыбается Арт.
К моему удивлению, он справляется со страхом лучше Жени. Или я просто хуже его знаю...
-- Через час не вернетесь, мы выдвигаемся на поиски, -- напоминает напоследок Михась.
Хлопаю его по плечу:
-- Через полчаса вернемся загруженные под завязку.
-- Залазьте в машину, -- кричит мне Ваня из салона, -- товарищ командир, еб вашу дивизию!
11:40
Теперь я знаю, как выглядит покинутый город. И это страшно.
Мы видим брошенные машины. Мы видим сгоревшие остовы машин, сгоревшие кости людей в остовах машин. Трупы повсюду -- столько я не видел даже в фильмах про войну. Одни целые, другие истерзанные, третьи -- разбросанные по кускам на несколько метров. Мы видим брошенные дома, брошенные многоэтажки, брошенные магазины и кафешки, сауны и автомойки. Где-то там, в их темных углах притаились бывшие владельцы, ждущие своих новых клиентов. Новой ночи.
Воздух наполнен гарью и пороховым запахом. Под колесами хрустят тысячи стреляных гильз и ковер битого стекла. Пока мы поднимаемся к РИИЖТУ, я вижу трупы нескольких военных. Я различаю их лишь по обрывкам зеленой формы -- то, что содержалось внутри, теперь похоже на кровавое месиво.
РИИЖТ разрушен. Моя альма-матер, где я провел пять лет жизни, теперь в огне. Из кабинетов и окон вырываются длинные языки пламени, лижут беленые стены, покрывая черной копотью. Куполообразная крыша главного корпуса ввалилась внутрь. Завораживающее зрелище.
Читать дальше