Зурков Игорь - Бешеный прапорщик

— Прапорщик Гуров, подъем!

…

— Денис, откликнись!

— Что тебе еще от меня нужно?

— Тут такое дело… Короче, мне нужно написать одну бумагу… По всем правилам вашего правописания.

— И ты хочешь, чтобы я тебе помогал после того, как ты меня загнал в самый дальний уголок мозга? Отнесся ко мне хуже, чем к бродячей собаке?

— А ничего, что ты меня чуть не убил?!

— Я просто хотел сам уйти…

— Ага, и меня за собой потащил. В-общем, я тут придумал кое-что… Когда напишем, поймешь, что если все получится, у тебя шансов уйти будет более, чем достаточно. Поможешь?

— Ну… Хорошо… Кстати, а Дарья Александровна очень недурна собой.

— Ну ты тут мне еще конкуренцию составлять будешь!..

* * *

Все хорошее когда-нибудь кончается. И обычно гораздо чаще и быстрее, чем плохое… Позавчера утром Михаил Николаевич провел последний осмотр и официально заявил, что я годен к службе и могу катиться под пули и взрывы, если не дорожу своей молодой драгоценной жизнью. Еще сказал, что Бойко прислал бумагу, по которой мне надлежало явиться в штаб армии для дальнейшего прохождения службы…

На дворе — весна, солнце светит вовсю, скоро уже зелень молодая пробиваться будет… А на душе — поздняя осень. Низкое свинцовое небо, противный моросящий дождь. И кошки скребут. Всеми четырьмя лапами… Потому, что сегодня в последний раз увижу Дашу… Пока лежал в госпитале, привык к тому, что ОНА всегда рядом, что можно быть счастливым оттого, что увидел ЕЁ, поговорил с НЕЙ…

Вчера было наше второе и прощальное свидание. Мы снова сходили в город, в "нашу" кондитерскую. Лейба принял нас как самых дорогих гостей, но весело не было. Не помогли даже свежайшие "вкусняшки" и кофе, заваренный хозяином по "фирменному" рецепту. Ел сладкое, а во рту ощущалась горечь. Даша была молчалива, серьезна и немного рассеяна…

Когда подошел к буфетной стойке, Лейба осторожно спросил:

— Таки у меня что-то со зрением, или у господина офицера и молодой дамы плохое настроение?

— Ты прав, хозяин. Настроение — хуже некуда… Завтра выписывают из госпиталя, и я уезжаю…

Лейба наклонил голову, мол, понимаю, помолчал, и вдруг спросил:

— Могу я сделать один маленький подарок господину офицеру и молодой даме? Это займет совсем немного времени…

Он открыл дверь на кухню и что-то крикнул на "идиш". Тотчас же появился мелкий чернявый поваренок, которому была дана инструкция на том же языке. Поваренок метнулся на выход, а я подошел к столику и сел напротив Даши.

— Денис, можно я буду называть Вас так? И Вы называйте меня — Даша. Денис, скажите, то место, где Вы будете служить далеко отсюда?

— Нет, недалеко… И при любой возможности я буду приезжать, чтобы увидеть Вас… Если Вы это позволите…

Я взял Дашину руку, медленно поднес к губам и поцеловал… Ее рука дрогнула, но осталась в моей и мы сидели и молча смотрели друг другу в глаза… Раздался стук входной двери. Повернув голову, увидел вошедших еврейских юношу и девушку лет 14-ти. Поздоровавшись, парень достал из футляра, который принес с собой, скрипку, приложил к щеке и поднес смычок. А девчушка запела… Она пела на своем языке, слова были непонятны, но звонкий голос, поддержанный скрипкой, завораживал и околдовывал. Мелодия была грустной, но одновременно была слышна светлая печаль и обещание чего-то хорошего …

"И не важно, что дорога длинна и тяжела, что над головой серые тучи, что дождь промочил тебя до последней нитки, а ветер норовит сбить с ног…

Если ты знаешь куда идти, если тебя там ждет та, которую ты любишь и которой ты дорог, ты дойдешь, ты обязательно найдешь свой путь в самой непроглядной тьме, ты преодолеешь все трудности и невзгоды. Ты дойдешь, и на пороге дома наградой будет тебе счастливое сияние любимых глаз…"

Даша смотрела на меня не отрываясь, по ее щекам катились две маленькие слезинки, а в глазах была и грусть и обещание новой встречи… и что-то, что я не мог еще понять… Понимал только, что теперь все будет хорошо. И у меня, и у нее… Точнее — у НАС…

Девочка закончила петь, а скрипач все еще продолжал мелодию. Он импровизировал, скрипка в перестала плакать, мелодия превратилась из грустно-печальной в светло-торжественную… Последний звук затих, в кондитерской стояла мертвая тишина…

— Денис, я буду ждать Вас… И молиться за Вас… Только Вы возвращайтесь…

… И сейчас я стоял на пороге госпитального корпуса, все вещи были давно собраны и уложены в вещмешок, уже попрощался с Дольским, с Михаилом Николаевичем, который в очередной раз прочитал мини-лекцию о сохранении здоровья… Не было видно только Даши. Спрашивать, где она не решался, поэтому стоял возле крыльца и пытался прикурить очередную папиросу. И что за дрянь эти спички! Вместо того, чтобы зажигаться, только ломаются…