Admin - i af0d3b7246f951a5

— По-моему, я уже сто раз говорил, что не уволю.

— Уволите, — усмехнулся Милан. — Для представительства я вам не нужен, а другой работой вы меня не загружаете.

— У тебя все впереди, мой мальчик, — пообещал маг.

Милан сделал испуганный вид, но не выдержал и рассмеялся.

— Но я хотел поговорить с тобой о Яноше, — продолжил Вацлав. — Не знаю, что делать — тащить его с собой в Трехречье, или попробовать отправить прямиком в Верхнюю Волынь. Отвез бы письмо брату...

— Мне кажется, что лучше бы отправить в Верхнюю Волынь. Мальчишка измучен неопределенностью своего положения, ему бы не повредило пожить на просторе. Тем более что за камешки, которые ему сунул дядя, можно выручить неплохие деньги.

— А может, я хочу их оставить себе? — усмехнулся Вацлав.

— Перебьетесь, — отозвался его секретарь. — Только не упрекайте меня за непочтительность. Это я для конспирации, что б форму не терять. Единственное, он сам может не захотеть ехать в Верхнюю Волынь один. Он там никого не знает, что он там будет делать? Разве что вы расскажете ему правду о вашем брате.

— Нет, мой мальчик, с правдой придется пока обождать. В отличие от тебя, мальчик воспитан в почтении к начальству. Кто знает, может он и князьям относится с надлежащим пиететом?

— А может он, наоборот, революционер — анархист?

— Все может быть. Посему подождем с этой историей до Верхней Волыни. Ладно, зови его сюда, поговорим.

— После обеда, Вацлав. Сейчас у вас устало горло. Выздоравливайте скорее, а то лежите, а мы с вами носимся, как с писаной торбой, честное слово!

Явившись к обеду, молодые люди застали Вацлава одетым в обычный для путешествия полуспортивный костюм. Янош счел это добрым знаком в смысле выздоровления, а Милан подумал: «Выпендривается. Как же, князь-батюшка собирается провести душеспасительную беседу. Разве можно это сделать в халате?»

Вацлав, кажется, угадал его мысли, потому как он мило улыбнулся Милану и сообщил:

— Знаешь, я спускался вниз. Раздобыл парочку романов из жизни гуцулов и свежий полуинфернальный журнал. А ты вы с Яношем завалили меня журналами с эротичным названием с продолжением истории о бедных и убогих, как правило, в умственном отношении, а читать про это совершенно невозможно. Эта история неплохо звучит в изложении нашего Яноша, в основном благодаря его редакторским вставкам. А когда я пять раз подряд прочитал изложение одного и того же пустячного эпизода в изложении различных действующих лиц, информирующих для какой-то непонятной мне цели своих собеседников, я даже выволочки от вас не убоялся — встал и пошел искать что-нибудь более удобочитаемое.

Милан смущенно улыбнулся, а Янош возликовал:

— Я же говорил — это замечательная история. Какие-то полчаса чтения, и болящий встал с постели. Я бы даже сказал, с одра.

— Почему ты решил, что я читал твой журнал полчаса?

— Если бы вы читали его час, то наткнулись бы не на пять пересказов, а на десять, а еще через час, после просторного описания перехода одного из героев из одной комнаты в другую, встретили бы следующую милую историю, которой, с некоторыми ремарками, в смысле замены одного слова другим и добавлением разнообразных колоритных паразитов типа «ну», «как бы», «на самом деле», «однако», «типа» и некоторых других слов полублатного жаргона, которые я не привожу из опасения получить выволочку, вы могли бы смело наслаждаться весь следующий час.

— Ну, ты и фразочки заворачиваешь! Аж завидки берут, — восхитился Милан.

Сразу после обеда Янош встал и предложил оставить Вацлава наслаждаться его приобретениями. Милан вопросительно посмотрел на мага и тоже встал. Вацлав покачал головой.

— Останьтесь, друзья мои, я хочу с вами поговорить.

Молодые люди снова сели за стол. Милан критически оглядел бутылки, выбрал сладкое десертное вино и, вздохнув, разлил его по бокалам.

— Вообще-то в такую погоду не кисло и коньяка выпить — на улице типичный минус, хоть и не большой, но наш с тобой начальник не любит крепкие напитки. На моей памяти, Янош, он пил водку только раз, да и то исключительно потому, что душа горела, а вина под рукой не было.

— Яношу вредно пить крепкие напитки. В его-то возрасте!

— Тоже мне, нашли младенца! Когда тебе будет двадцать один, Янчи?

— Через девятнадцать дней.

— Так скоро? — Вацлав нахмурился, глядя на молодого человека, потом встал, подошел к своему вещмешку и вернулся обратно с ошейником раба и письмом в руках. Янош ощутимо изменился в лице. Вацлав дал ему письмо.