Златан Ибрагимович - Я — Златан

Я питался кое-как. Физически я был маленьким и слабым. Зато был силен в других вещах. Я выбросил из головы произошедшее и стал жить дальше. Я не засиживался дома, меня все время кудато тянуло. Я все время находился в движении. А еще во мне будто горел огонь, и я так же, как и отец, способен был легко заводиться (помните, «Кто ты такой, черт возьми?»). Уже сейчас я осознал, насколько это были нелегкие годы. Отец жил перепадами настроения: либо в полной прострации, либо доходя до бешенства. В последнем случае он мог орать что-то вроде: «В это время ты должен быть дома!», или «Ты не должен этого делать, черт побери!».

В отцовском понимании, если ты, парень, попал в передрягу, то должен постоять за себя и держаться, как настоящий мужик. Никаких нюней и размазни, никаких «Ой, у меня сегодня живот разболелся» или «Что-то мне сегодня грустно». Ничего в этом роде!

На примере отца я приучал себя идти по жизни стиснув зубы. Понял, что такое самоотверженность. Как-то раз мы купили мне кровать в «Икее», а отец не мог оплатить доставку (что-то порядка пяти сотен крон). Что было делать? Все просто: отец взвалил эту кровать себе на спину и потащил, как одержимый, километр за километром. Я шел следом, неся спинки кровати, и хотя они были легкими, едва поспевал за ним.

— Отец, остановись. Не гони.

Но он не останавливался. Можно сказать, он обладал харизмой мачо. Когда он изредка заявлялся в школу на родительские собрания, все присутствовавшие удивлялись этой его ковбойской удали: «Кто он?». Его заметили и зауважали, а учителя не осмеливались жаловаться на меня, по крайней мере так, как им бы этого хотелось. Вроде, «нам лучше быть поосторожнее с этим парнишкой».

Меня часто спрашивают, чем бы я занимался, не стань футболистом. Ума не приложу. Но очень может быть, что превратился бы в уголовника. В то время вокруг меня было много криминального. Нельзя сказать, что мы только о том и думали, чтобы совершить мелкую кражу или угон. Но в этом было что-то привлекавшее меня. Все эти велосипеды и воровство в универмагах вдохновляли меня, и я должен быть благодарен судьбе, что отец ничего об этом не узнал. Да, он пил, но при этом строго придерживался определенных правил: ты должен совершать только правильные поступки, тем более ничего не красть (даже и мысли об этом себе не позволять), и тогда, типа, попадешь в рай.

В тот раз, когда мы попались на краже в универмаге «Вессельс», я все равно был в восторге. Ведь мы набрали вещей на полторы тысячи четыреста крон. Это не конфетки какие-нибудь стянуть. Но отец моего друга-«подельника» решил проучить нас и сдал, и когда пришло письмо, что, мол, Златан Ибрагимович был задержан за кражу и прочее, мне удалось порвать его, до того как его увидел отец. Я был рад и продолжил свои «делишки». Ясно, что добром бы все не закончилось.

Но могу твердо заявить, что никогда не имел ничего общего с наркотиками. Я всегда был решительно против них. Более того: помимо вылитого отцовского пива, о чем рассказывалось ранее, я выбрасывал и мамины сигареты. Я ненавидел все эти наркотики и прочую отраву. Да и напился впервые только лет в семнадцать— восемнадцать и, как и положено юноше после первой попойки, блевал где-то на ступеньках. После этого подобное происходило со мной крайне редко. Один раз, помню, набрался в бассейне, когда мы отмечали мое первое скудетто (звание чемпиона Италии по футболу — прим, пер.) в составе «Ювентуса». Но виновником был Трезеге — это он, змей-искуситель, подбил меня на этот «подвиг».

Мы с Санелой присматривали за Кеки. Ему строго-настрого запрещалось пробовать сигареты или алкоголь, и мы контролировали его. Младший брат стал для нас кем-то особенным.

Мы заботились о нем. C делами сентиментальными он обращался к Санеле, с другими проблемами — ко мне. Я взял наОсебя ответственность за него и заступался. Но в остальном я оставался отнюдь не святым и не всегда был приветлив даже с друзьями или товарищами по команде. Я был излишне агрессивен и позволял себе такие выходки, из-за которых сейчас пришел бы в бешенство, поступи так кто-либо в отношении моих Макса и Винсента. Увы, это факт. Уже тогда я был, скажем так, неоднозначным.

Я был одновременно и дисциплинированным, и диким. Я вывел насчет этого свою философию: нужно не только заявлять о себе, но и подтверждать слова делом. Не просто так — взять и сказать: «Я — лучший, а вы кто такие?». Нет, конечно, ведь это как-то по-детски. Но и не быть похожими на скромных шведских звезд с их невнятным лепетом. Мне хотелось быть лучшим, оставаясь при этом задиристым и даже вызывающим. Разумеется, я даже не мечтал превратиться в суперзвезду или что-то в этом роде. Боже, о чем вы — я же из Русенгорда?! Но, тем не менее, все эти мысли помогли мне стать хоть немного другим.