Кроме того, наследие Османской и иных империй накладывало отпечаток не только на стратегию формирования наций, но и на специфику «новых» институтов власти, а также политических режимов. В частности, как отмечает В. Димитрова-Гражл, сравнивая страны – наследницы Османской и Габсбургской империй, ХХ в. не принес ничего существенно нового в институциональное развитие посткоммунистических стран Восточной Eвропы и в некоторых случаях даже усилил особенности, проявившиеся в период имперского правления. Неформальные институты, возникшие в период Османской и Габсбургской империй, остались и очертили контуры институционального устройства в ХХ в. [Dimitrova-Grajz, 2007]. Коррупция бюрократии в Османской империи создавала необходимость подобного поведения граждан. Обмен, основанный на протекции и покровительстве, как неопределенное, уклончивое поведение, стал политическим и социальным наследием этой империи [ibid.]. Особое влияние на это оказывала специфика организации власти в империи, которая предполагала, что «начиная с ХVII в. типичный османский чиновник, занимающий важный пост, рассматривал его как частное вложение, которое его оправдывало в плане извлечения как можно большей прибыли» [Stavrianos, 2000, p. 120]. Эти особенности проявлялись и в ХХ в. в странах постосманского пространства.
Уровень централизации бюрократии в Габсбургской империи отличался от такового в Османской. Даже в период абсолютизма в 1867 г. была учреждена децентрализованная форма госуправления, предполагающая наличие трех правительств. Результатом стало формирование менее выраженных этатистских традиций в государствах-наследниках. Сочетание некоторого внутреннего баланса между социальными классами и наличием «просвещенных» правителей, как Иозеф II, позволило империи достичь определенного уровня приверженности верховенству закона. В империи предпринимались шаги по обеспечению доверия населения путем последовательного применения правил и предотвращения неожиданных и радикальных изменений в системе. Элементы этого институционального наследия также можно было наблюдать в ХХ в. в странах, образовавшихся после распада Габсбургской империи.
Следующий фактор, обусловливающий специфику институциональнгого наследия в государствах, возникших на постимперских пространствах, – совмещение разных традиций, в том числе различных имперских традиций, и наличие связанных с ними различных внешних центров, стремящихся влиять на внутриполитические процессы новых государств. Нельзя не согласиться с Э. Хобсбаумом в том, что проблема этих политий на этапе их становления заключается в соединении и стандартизации институтов, состоящих из элементов с различным наследием [Hobsbaum, 1997].
Данный фактор обусловливает специфику политического развития отдельных государств, например постсоветских стран Восточной Европы. Эти политии представляют собой территории, где встречается институциональное наследие различных имперских образований: Российской империи, СССР, Пруссии, Австро-Венгрии, Османской империи, Речи Посполитой и Великой Румынии. Помимо имперских традиций в этом регионе присутствуют и влияют на современные процессы государственного и национального строительства и традиции самостоятельной организации государственной власти, в особенности те, которые формировались в межвоенный период (в первую очередь это касается Эстонии и Латвии). В связи с этим уместно упомянуть мнение ряда исследователей, что в некоторых странах Восточной Европы воспроизводятся отличительные черты организации власти, сформировавшиеся в докоммунистический, межвоенный период [см., например: Stark, Bruszt, 1999; Grzymala-Busse, 2002]. Опыт самостоятельной государственности и формирования нации предполагает сохранение и воспроизводство некоторых институтов управления, правовых норм, более развитые основания для общегосударственной идентичности граждан в настоящее время.
Следующий фактор, обусловливающий различия между новыми государствами в плане наследования и изменения имперской институциональной структуры, – количество и специфика конкурирующих внутренних центров и их взаимоотношения с периферией. Воздействие этого фактора неоднократно обсуждалось в журнале «Политическая наука» и других изданиях [см., например: Кудряшова, Мелешкина, 2009; Мелешкина 2010 а; Мелешкина 2010 b, Мелешкина 2012 а]. Здесь же в контексте влияния постимперского наследия отметим, что на постимперских пространствах роль играют не только количество центров, но и, как показывалось выше, их принадлежность к центру или периферии в составе империи, а также их связь с внешними центрами влияния. Важным является также и факт преобладания и совмещения в различных центрах институционального наследия разного рода.
Читать дальше