Так, национально-патриотический проект предусматривал резкое повышение статуса русской нации до государствообразующей и титульной, возврат от светского государства к религиозному (в диапазоне от умеренного клерикализма до православного фундаментализма), активную игру на патриотических чувствах граждан и их «генетической» нелюбви к Западу, «осторожный антисемитизм». Этот путь вел к установлению «национальной диктатуры» и наведению порядка железной рукой. При этом в социально-экономической сфере допускалась возможность введения элементов «ограниченного капитализма», «дирижизма» и «функциональной частной собственности».
Однако такой путь развития страны представлялся советской элите весьма рискованным.
Во-первых, национально-патриотический проект вызвал бы жесткое противодействие со стороны США и их союзников, которые боролись с коммунистической «империей зла» явно не для того, чтобы на ее месте возник «Третий Рим».
Во-вторых, «великодержавная» модернизация была чревата междоусобицей внутри самой элиты, которая изначально формировалась как «межнациональная».
В-третьих, неизбежное введение диктаторского правления пугало истеблишмент, который после «сталинских чисток» и «андроповского закручивания гаек» зарекся «играть в вождя».
Что же касается проекта либерализации и демократизации , то он казался более компромиссным, поскольку практически не ущемлял интересы ведущих властных групп и позволял им провести передел собственности и сфер влияния без масштабной внутриэлитной войны. Так российские элиты обеспечивали себе контроль над политическим и экономическим потенциалом наиболее ресурсоемкой части СССР, а элиты в национальных республиках повышали свой статус до уровня «суверенности» и получали право единоличного распоряжения собственными ресурсами. В итоге, отмечает А. Аринин, как ни парадоксально, «сговор правящих элит во многом предопределил мирный характер распада СССР. Между тем определенные международные силы в целях захвата природных ресурсов и территорий России готовили сценарий распада Советского Союза по югославскому варианту – с гражданской войной и большими человеческими жертвами. Конечно, в ряде регионов кровь все-таки пролилась, но масштабной гражданской войны удалось избежать».
Для реализации либерального проекта модернизации понадобилась соответствующая идеологическая обработка населения, которая осуществлялась по двум направлениям. С одной стороны, проводилась целенаправленная политика по дезавуации советского наследия и преодолению «нерыночных» стереотипов граждан СССР, а с другой – на контрасте с деградирующей социалистической системой пропагандировались в качестве «современных» и «успешных» идеи политической демократии, свободного рынка, парламентаризма, многопартийности и пр. И опять же – «ничего личного»: представители элиты (за редким исключением) не являлись искренними адептами либерализма, они исходили из вполне рационально понимаемой выгоды, которую сулил им этот идеологический проект.
Всю относительность «либерально-демократического настроя» правящего постсоветского российского истеблишмента продемонстрировали события сентября-октября 1993 г. и первая чеченская война, которые сопровождались вопиющими отклонениями от базовых принципов либеральной идеологии и многочисленными нарушениями прав и свобод человека. При этом стоит отметить, что отечественная элита в этом плане мало чем отличалась от своих западных «коллег», которые откровенно пренебрегают либеральной догматикой в случае угрозы своим корпоративным интересам (вспомнить хотя бы маккартизм, войну во Вьетнаме, уничтожение общины «Храма народов» в Гайане, «принудительную демократизацию» Югославии, Ирака, Ливии и др.). Как пишет в своей статье М. Белоусова, «с точки зрения политических элит, жалобы на нарушения прав человека – удел слабых и неспособных. В отличие от рядовых граждан они не апеллируют к абстрактному “государству” как источнику или нарушителю их прав. Находясь “внутри” государственной системы, они располагают дополнительными эффективными ресурсами (административный, клановый, финансовый) для защиты и реализации своих прав. Таким образом, они отделяют себя от “остальных”, воспринимая реализацию прав человека как нечто зависящее (производное) от борьбы за власть».
При этом идеологический заряд либерализма с точки зрения воздействия на массы оказался достаточно слабым: его хватило на то, чтобы сломать прежнюю Систему и перекантоваться на этапе становления новой российской государственности, но не более. Уже в 1995–1996 гг. либеральный проект стал терять актуальность и привлекательность, что продемонстрировали, в частности, выборы в Госдуму второго созыва, а также «проблемная» президентская кампания Б.Н. Ельцина. Несмотря на «вымученную» победу правящего истеблишмента в президентской гонке 1996 г., стало ясно, что этот успех является последним, если не будет кардинальным образом пересмотрен идеологический антураж российского постсоветского режима. Либерализм уже откровенно враждебно воспринимался массами, и появлялось все больше политиков (системных и несистемных), стремившихся на волне идеологического недовольства прийти к власти. Так, на оппонировании либеральному проекту в конце 90-х годов сделали себе имя сперва руководитель Движения в поддержку армии генерал Л.Я. Рохлин, а затем лидеры блока «Отечество – вся Россия» Ю.М. Лужков и Е.М. Примаков.
Читать дальше
