Татьяна Емельянова - Конструирование социальных представлений в условиях трансформации российского общества

Дело в том, что структурно-функциональный подход к социальным явлениям, классическим примером которого является ролевая теория Т. Парсонса, предполагал, что участники социального взаимодействия разделяют общую систему символов и значений, относящихся к социокультурной системе ценностей, которая обладает принудительной силой (Абельс, 1999, с. 45). Такой же принудительной силой обладают коллективные представления Дюркгейма. По Дюркгейму и Парсонсу, «социальные факты» заставляют индивидов соответствовать сложившейся в обществе системе норм, статусов и ролей, которые вместе составляют устойчивую структуру. В структурно-функциональном подходе несоответствие индивида требованиям общества признается сбоем адаптации и нарушением социального порядка (там же, с. 42). Теорию Московичи, нацеленную на поиск механизмов изменения социального мышления, скорее можно противопоставить строго нормативному структурно-функциональному подходу.

Этот вывод заставляет нас идти дальше в поисках корней французской социально-психологической концепции. Развитие национальных традиций социологии, заложенных в работах Дюркгейма, Мосса, Леви-Брюля, Хальбвакса утверждается Московичи как характерная черта его подхода (Moscovici, 1999). Между тем, нам кажется, что концепция социальных представлений аккумулировала гораздо более широкий спектр идей, чем тот, что заимствован ею из французской социологической школы. Так, хотя Московичи нигде прямо не говорит о методологическом родстве своей концепции с феноменологией, нам это представляется бесспорным.

Анализируя рассуждения Московичи, в которых он говорит о сути процесса социальной репрезентации научного знания и делает вывод о том, что «индивидуальные или социальные представления делают мир таким, каким, по нашему мнению, он является или должен быть» (Moscovici, 1976, р. 57), стоит обратить внимание на цитату, которую он приводит в подтверждение своей мысли. Это развернутая цитата из работы В. Келера «Психологические ремарки по поводу некоторых вопросов антропологии», где Келер рассуждает о бытовании научных идей и, в частности, утверждает, что «мало-помалу они стали аспектами такого мира, каким мы его воспринимаем» (ibid.). Известно, что методологической базой гештальтпсихологии была феноменология. Рассуждения Московичи о реконструировании объектов в процессе их репрезентации, при котором «создается впечатление “реализма”. материализации абстракций» (ibid., р. 56), весьма близки, в частности, к идеям социологии знания.

Но это не единственная точка соприкосновения феноменологии и подхода Московичи. В одном из важнейших для концепции Московичи пунктов – при обсуждении путей проникновения психоанализа в общество – он обращается к коммуникации посредством разговора, к коммуникации «неспецифической, лукавой, утонченной и часто определяющей формирование точки зрения, направление поведения» (Moscovici, 1976, р. 97). Для подтверждения мысли о важности этого пути распространения информации Московичи обращается к работе Бергера и Лукмана «Социальное конструирование реальности» (русский перевод см.: Бергер, Лукман, 1995) и приводит из нее следующее высказывание: «Важнейшим средством поддержания реальности является разговорное общение. Можно рассматривать повседневную жизнь индивида в терминах непрерывной работы аппарата разговорного общения, который постоянно поддерживает, видоизменяет и реконструирует его субъективную реальность» (Moscovici, 1976, р. 97). Эта цитата наводит на мысль о том, что Московичи разделяет и общий контекст рассуждений Бергера и Лукмана, состоящий в утверждении первостепенного значения разговора для формирования и поддержания основных элементов социальной реальности (Бергер, Лукман, 1995, с. 247–251). Подобная специфически интеракционистская идея очень созвучна тому, как Московичи рисует логику проникновения научных психоаналитических идей в обыденное сознание. По этому вопросу Московичи гораздо ближе к Миду и Блумеру, чем к Дюркгейму и Парсонсу. Согласно первым, общественная жизнь представляет собой непрерывный процесс взаимного согласования действий членов этого общества (Абельс, 1999, с. 53). По Миду, действующий субъект создает свой социальный мир в процессе коммуникации с другими людьми, а социальный порядок при этом есть не что иное, как имманентный процесс изменений, и в его формировании люди участвуют как свободные творцы (там же, с. 42–43).

Интерпретируя методологию концепции социальных представлений, Маркова (Markova, 2000) подробно рассматривает истоки диалогической эпистемологии, к которой она относит и традицию исследования социального представления. По ее мнению, предшественниками Московичи являлись Мид, Бахтин и неокантианские религиозные философы (ibid., р. 424). Близость методологии концепции социальных представлений к интеракционизму и феноменологической традиции подтверждается не только ссылками теоретиков концепции, но и мнением независимого американского аналитика, одного из тех, кто еще в 1970-х годах проявил интерес к новой французской концепции. Это И. Дойчер, видный американский социолог и социальный психолог, написавший предисловие к первому англоязычному изданию коллективной монографии по социальным представлениям (Deutscher, 1984). В своей статье, также вошедшей в это издание, он проводит тщательный анализ теоретико-методологических оснований как дюркгеймовской социологии, так и неодюркгеймианской (как он ее называет) социальной психологии Московичи именно на предмет сопоставления их позиций, и находит в последней больше общих черт с символическим интеракционизмом, чем со структурно-функциональным подходом Дюркгейма. Первое, на что Дойчер обращает внимание, – это именно трактовка Блумером реальности: «“мир реальности” существует только в человеческом опыте и он появляется только в той форме, в которой человеческие существа “видят” мир» (ibid., р. 94). Эта позиция, унаследованная феноменологической социологией, близка, как мы видели, и Московичи.