Коллектив авторов - Российский колокол №1-2 2021

…Письмо гражданина Головёшкина Генпрокуратура перенаправила в прокуратуру областную, ну а та – в районную. Татьяна Алексеевна, узнав об этом, тяжко вздохнула: «Эх, закон для них не писан…»

– Поняла, что ли? – мрачно дёрнул щекой Алексей Александрович. – Сапожность процесса! Говорят же, что действительность всегда отзывается сапогом.

– Эх!

– Мать этой шлепохвостницы не уволили, не отстранили…

– И сколько ж этой дадут?

– Два года… колонии-поселения.

– Нам, значит, тоски по самое горло, а ей два года… – женщина осеклась. Перед ней будто бы стояла Маруся, тощая, как японка. Маленький узкий лобик, жёлтые тени на висках. Она выглядела болезненно ещё и потому, что на шее у неё билась жилка.

В Татьяне Алексеевне что-то нагорело и лопнуло. Она упала на кровать, уткнулась в подушку лицом. Алексей Александрович блестевшими пьяным блеском глазами смотрел на жену и говорил: «Ну, будет, будет…» Один отверженный человек как мог утешал другого.

Солнце за окном сделалось красным, огромным и тяжёлым, и вскоре всё заволокла ранняя тьма.

В год юбилея Великой Победы Маруся Наших была амнистирована и в колонию-поселение не попала. Головёшкиным же стала приходить «компенсация». Слала её мать Маруси почему-то частями и почему-то в праздники: по тысяче рублей – к Новому году и Рождеству, полторы тысячи – ко Дню защитника Отечества.

– Людк, а Людк!

– Чё-о?

– Как Дикобраза зовут?

– Дикобраз.

– Это кликуха… А имя?

– Не знаю, Толя, я его имя… Щас он придёт, спросишь.

– Неудобно ж…

– Тогда чё пристал? И вообще, чё лапишь меня?

– Когда я тебя лапил? Залила шары…

– Да пошёл ты, Скляр!

– Ладно, Людк, не бузи! Да не бузи, говорю, убрал я руки…

– То-то же!

– А вот и Дикобраз… Привет!

– Привет, Скляр! Привет, Людк!

– Как живёшь-дышишь?

– Так, по-серенькому…

– Бывшая, что ли, бузит?

– Ага, к сыну не пустила.

– Зараза!

– Не понял… вы уже бухаете?

– Да капель пять всего… Вот, Дикобраз, держи кубок!

Дикобраз грузно опустился на парковую скамейку, выпил самогона и судорожно вздохнул в сторону немых голубеющих цветов.

– Закуси… Тушёнка, пюре, леденцы для свежего дыхания – трапеза, достойная принцев.

– Да-да, покушай… – поддержала предложение Скляра Людка.

– Куда столько плещешь? – забрал у Толика бутылку блескоглазый Дикобраз. – Всё – разливаю я…

Скляр задвигал щуплым туловищем, протестовать же не стал. Но когда выпили, заскулил:

– Плесни в кубки!.. Плесни ещё!

В ответ получил кивок.

В тушёночном жирке Дикобраз разминал хлебную корку.

– Разгулялись на славу… Как говорится, от жидкостей – к твёрдым телам… Молодец, Людка!

– Я чё, я ничё…

– Кормилица… поилица, – осклабился Толик. – Сейчас, дайте-ка вспомнить… Ага! К его ногам летит букет, а в нём от дамочки привет.

– Наплетёт вранья и верит сам в свои бредни, – вскинулась Людка.

– Пусть букета не было, ладно… Но тебе же Дикобраз нравится? – сделался елейно-масляным Скляр.

Улыбчивый взгляд женщины говорил, что она не сердится. Это придало уверенности Скляру.

– Как бы сняться с мели, а Людк?

– Ещё бы выпил, да денег нет?

– Нет как нет, ты права… Снимешь с мели?

– За бутылкой пойдёшь сам…

– Ой, пойду, Людк, пойду.

Пока Толик ходил, рыжебородый Дикобраз говорил женщине об отношениях с сыном – «подростком умненьким и добрым», о бывшей жене – «тонкогубой гарпии», о музее – «хранилище человека, где когда-то работал» и даже о появившейся на небе звезде – «маленьком тычке в темноте».

Гургургулили голуби.

– Прям как вы воркуют, – принял наисердечнейший вид Скляр.

– Вернулся… – нахмурился Дикобраз.

Толик не заметил перемены в приятеле и начал рассказывать о саранче:

– Не поверите, саранча на крыло встала. Набережную… вы следите… всю залепила… Прёт за Волгу, в степь…

– Казнь египетская.

– А вчера ты тёр, что лягушки – казнь египетская.

– Саранча тоже, – сплюнул сквозь зубы Дикобраз.

– А-а-а, понял…

– Ни черта ты не понял.

– Слышь, архивариус… не один ты интеллигентно трудился…

– Архивариус? Вот получишь в печёнку – станешь бледный и умирающий…

– Прекратите!.. Не ссорьтесь!.. Давайте за дружбу выпьем…

– А Людка-то права, – утихомирился вдруг Скляр.

Дикобраз окинул ладно причёсанную женщину тягучим взглядом и налил самогона.

«И что я закусился?.. “Тщеславие в сердце сердца…” Надо как-то сгладить…»