Литературно-художественный журнал: Журнал «Юность» №07/2020

А вообще таким вот красивым-интеллигентным ламам не везет – приличные парни не рискуют к ним приближаться, уверенные, что облом будет – еще и в присутствии язвительно-грубоватой Коровы, – а в результате брешь пробивает какой-нибудь наглец-сволочь-эгоист.

Корова дружила с Одуваном. Ну как дружила – они менялись жвачками какими-то или даже сигаретами, подозреваю. У Коровы отчим таксист, у Одувана родители по заграницам, и сам он с ними где-то жил, в Алжире типа. Я подумал, что могу спросить Одувана спросить у Коровы спросить у Ламы – самому смешно уже, да, – как Лама ко мне относится.

Сначала я решил взять слово с Одувана, что он никому не разболтает.

– Что именно не разболтаю? – уточнил Одуван. – Чего у тебя за тайны?

– Про… ммм… девушку одну.

– Втюрился!

– Нет.

– Колись, в кого!

– Да не, не, все, иди на фиг, Одуван.

Отмазался, короче.

Вечером бесконечно слушал цеппелиновский Communication Breakdown. Название песни – прям по теме: никакой у нас коммуникации.

– Ты куда? – спросила мать вечером.

– К соседу.

– Слушай, – она начала закипать, – не нравится мне, что ты к Лёньке таскаешься!

– А чо такого? Я пластинки переписываю.

У матери на щеках расцвел румянец, как бледный пион. Сейчас орать будет.

– Вот так и будешь, – она шумно втянула воздух носом, ноздри затрепетали, ну все, мне хана, – всю жизнь пластинки переписывать! Как Лёнька, точно. И ладно бы музыка настоящая – а то рок этот дурацкий, ни уму, ни сердцу. Бездельники вы!

Это несправедливо.

– Я школьник. А Лёня инженер, – напомнил я маме. – Лёня как Аркадий наш. И кооператив открывать собирается. Компьютеры паять.

– Напаяет он, как бы ему потом чего не припаяли! Нет, все-таки как люди не меняются – это ж удивительное дело.

– Кто не меняется? – Я перестал что-либо понимать.

– Да что с тобой говорить… – махнула рукой мать.

Иголка бесшумно опустилась на медленно вращающееся виниловое поле. Никаких щелчков, легкое шипение. И вдруг – разболтанная гитара, голос дрожащий и резкий, как наждак.

Она всегда махала рукой, как будто отправляла поезд, когда не знала, о чем еще со мною поспорить и за что меня отругать.

– Действительно, не к чему, – ответил я впервые в жизни так. Наверное, дерзко – с матерью не хочет разговаривать! Но если действительно не хочу. В таком, во всяком случае, тоне.

– Лёнь, а вот мои родители… – начал я, когда тот распечатывал пластинку «великой американской группы, которую у нас никто не знает». Во внутренностях пластинки – фото, где какие-то дядьки толстые, волосатые и бородатые, как какие-нибудь крестьяне со старинных картин. Grateful Dead.

– Лёнь, – снова начал я, когда пластинка уже закружилась и игла опустилась с шипением. – Вот меня родители чмырят за то, что я музыку слушаю.

– Ну у них же другие вкусы, они не любят ни блюз, ни рок тем более.

– Чмырить-то зачем?

– Да не обращай внимания, родители тебя любят и хотят, чтоб ты учился хорошо.

– Это понятно. Но музыка разве мешает?

– Надеюсь, что нет.

– Вот этот на тебя похож. – Я ткнул пальцем в фото на развороте пластинки. – Ты?

– Нет, это Джерри Гарсия, – улыбнулся Лёня. И вдруг спросил: – Петь, а тебе сколько лет уже? Одиннадцать, двенадцать?

– Четырнадцать, – пришлось мне сказать. Я почувствовал, как щеки теплеют. Вот кто его за язык тянул, а? Получается, меня опять за малолетку приняли. Не кто-нибудь, а друг, можно сказать.

– Как время-то летит, – покачал головой Лёня. – Такой большой уже! А вроде недавно мама твоя замуж выходила.

– Ты помнишь?

– Конечно! Пир устроили…

– Ты был?

– Конечно, мы тогда дружили все. Я, мама твоя, папа, Аркадий… Как он, кстати?

– Да ничего, живет у жены.

– Хорошо ему, – усмехнулся Лёня. – Наверное. Слушай, а тебе девочки уже нравятся?

– Ну… – Я снова покраснел.

– Конечно, нравятся, – улыбнулся он. – Кто-нибудь в классе?

Я кивнул. Блин, вот откуда он все знает?

– Молодец! Ладно, давай я тебе Джона Ли Хукера поставлю.

– Кого?

– Блюзмен великий.

Иголка бесшумно опустилась на медленно вращающееся виниловое поле. Никаких щелчков, легкое шипение. И вдруг – разболтанная гитара, голос дрожащий и резкий, как наждак.

– Вот, – тихо сказал Лёня. – Истоки. Весь твой любимый рок из блюза вырос!

Может, подумал я, и вырос. Некоторые мотивы – прям рок-н-ролл настоящий. Но рок как-то поаккуратнее, что ли.

– “I love the way you walk”, – говорю, – это про чего это он?