Альманах: Альманах всемирного остроумия № 3

– Кажется, я вас где-то видела.

– Как же, сударыня! – тотчас отвечал Кульковский, – я там весьма часто бываю.

До поступлении к герцогу (Бирону) Кульковский был очень беден. Однажды ночью забрались к нему воры и начали заниматься приличным званию их мастерством.

Проснувшись от шума и позевывая, Кульковский сказал им, нимало не сердясь:

– Не знаю, братцы, что вы можете найти здесь в потемках, когда я и днем почти ничего не нахожу.

– Вы всегда любезны! – сказал Кульковский одной благородной девушке.

– Мне бы приятно было и вам сказать то же, – отвечала она с некоторым сожалением.

– Помилуйте, это вам ничего не стоит! Возьмите только пример с меня – и солгите! – отвечал Кульковский.

Известная герцогиня Бенигна Бирон [2] Герцогиня Бенигна Готлиба Бирон (1703–1782) – супруга герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона. Дочь курляндского дворянина Вильгельма Тротта фон Трейдена (нем. Trotta, genannt Treyden). В 1720 году она стала фрейлиной (фр. dame d’honneur) при дворе герцогини курляндской Анны Иоанновны, а через 3 года после этого вышла замуж за Эрнста Иоганна Бирона. Сохранились очень нежные письма к ней Бирона 1721 и следующих годов; он её называл «einzige auserwahlte Seele». По словам современников, Бирон женился на Бенигне Готлибе против воли её родственников, но с согласия герцогини, имевшей в виду, как передают, предупредить слухи касательно отношений к ней Бирона. Бенигна Готлиба была некрасива и болезненна; лицо её было испорчено оспою. Во время коронования Анны Иоанновны супруга Бирона значилась уже в числе статс-дам Императрицы, а затем играла очень видную роль при дворе. была весьма обижена оспой и вообще на взгляд не могла назваться красивою, почему, сообразно женскому кокетству, старалась прикрывать свое безобразие белилами и румянами. Однажды, показывая свой портрет Кульковскому, спросила его:

– Есть ли сходство?

– И очень большое, – отвечал Кульковский, – ибо портрет походит на вас более, нежели вы сами.

Такой ответ не понравился герцогине, и, по приказанию её, ему дано было 50 палок.

Вскоре после того на куртаге, бывшем у Густава Бирона, находилось много дам чрезмерно разрумяненных. Придворные, зная случившееся с Кульковским и желая ему посмеяться, спрашивали:

– Которая ему кажется пригожее других?

Он отвечал:

– Этого сказать не могу, потому что в живописи я не искусен.

Но когда об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него очень непригожи, то Кульковский сказал:

– Что же тут удивительного: портреты он делает днём…

Одна престарелая вдова, любя Кульковского, оставила ему после смерти свою богатую деревню. Но молодая племянница этой госпожи начала с ним спор за такой подарок, не по праву ему доставшийся.

– Государь мой! – сказала она ему в суде, – вам досталась эта деревня за очень дешевую цену!

Кульковский отвечал ей:

– Сударыня! Если угодно, я вам её с удовольствием уступлю за ту же самую цену.

Один подьячий сказал Кульковскому, что соперница его перенесла свое дело в другой приказ.

– Пусть переносит хоть в ад, – отвечал он, – мой поверенный за деньги и туда за ним пойдет!

Профессор элоквенции Василий Кириллович Тредиаковский также показывал свои стихи Кульковскому. Однажды он поймал его во дворце и, от скуки, предложил прочесть целую песнь из своей поэмы «Тилемахида».

– Которые тебе, Кульковский, из стихов больше нравятся? – спросил он, окончив чтение.

– Те, которых ты еще не читал1— отвечал Кульковский.

Кульковский ухаживал за пригожей и миловидной девицею. Однажды, в разговорах, сказала она ему, что хочет знать ту особу, которую он более всего любит. Кульковский долго отговаривался и наконец, в удовлетворение её любопытства, обещал прислать ей портрет той особы. Утром получила она от Кульковского сверток с небольшим зеркалом и, поглядевшись, узнала его любовь к ней.

Однажды Бирон спросил Кульковского:

– Что думают обо мне россияне?

– Вас, Ваша Светлость, – отвечал он, – одни считают Богом, другие сатаною и никто – человеком.

Прежний сослуживец Кульковского поручик Гладков, сидя на ассамблее с маркизом де ля Шетарди, хвастался ему о своих успехах в обращении с женщинами. Последний, наскучив его самохвальством, встал и, не говоря ни слова, ушел.

Обиженный поручик Гладков, обращаясь к Кульковскому, сказал: