Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1960 год

— Знаешь ты, ученый московский человек, кто хозяин нашей тайги?— спросил Урсуй. — Думаешь, торев (медведь) туулмах (росомаха) или рысь? Нет. Хозяин наших урманов мальчик по имени Лесняк.

Так начал охотник сказку, рожденную народом, живущим в лесах. Я поленился сразу записать ее и сейчас могу пересказать только содержание. Аромат сказки, рожденной большой правдой жизни, уже не передашь.

— Далеко-далеко, в сердце тайги, деревья растут так тесно, что кроны их, смыкаясь, закрывают голубой свод неба плотной зеленой крышей. Корни деревьев, сплетаясь, как змеи, образуют пол. Получается живой зеленый дом. Там и живет маленький хозяин леса — Лесняк. Туловище у него как еловая шишка, головка будто желудь. Ножки тоненькие, как хвоинки, а обут Лесняк в скорлупки кедровых орехов. Рубаха у него чистая, белая, из бересты. Зато руки у хозяина тайги длинные и могучие, как ветви кедра. Понимает Лесняк язык всех зверей и деревьев, открыты ему все лесные тайны, и нет для него ничего скрытого.

Отчего, ты думаешь, один охотник богатую добычу приносит, а другой — только нярки в лесу стопчет да крошни обдерет? Это ему Лесняк помогает. Только помощь оказывает он не всякому. Был в старину охотник манси, который ни разу не срубил дерева без нужды и не убил зверя без надобности. От великой любви к лесу сам научился он понимать язык зверей и деревьев. Они показали охотнику дорогу к домику Лесняка, и властелин тайги подарил ему волшебную веточку кедра. С тех пор исполнялось любое его желание. Только прошло немного времени, и загордился тот человек, жадным стал. Гордость и жадность всегда рядом ходят. Начал он зверя бить без счета и лес рубить для забавы, только чтобы силой своей людям похвастаться. Осерчал тогда Лесняк, забрал у охотника прутик волшебный и прилепил его к могучему кедру в чащобе. Так и живет там прутик по сей день. Еще не нашелся человек, который за свою любовь к лесу снова тот прутик получил бы.

Тихо шумел лес под ветром. Костер почти погас, только красными цветами пылали под золой угольки. Я слушал красивую сказку и думал о большой правде и мудрости жизни, открытой народу, который рождает эти замечательные истории.

Большая вода

Увалы, таежные дебри, глухомань... Далеко ведет нас нехоженая тропа. Несколько сот километров уже пройдено. Теперь мы на обратном пути.

Урсуй без устали учит меня охотничьим приметам, и я всякий раз поражаюсь его пристальному вниманию к живой природе, душевному пониманию всей жизни леса.

Проходим зарослями багульника. Тесно переплелись гибкие густозеленые ветви кустарника. Воздух напоен дурманящим, пряным ароматом. Звериная тропа идет почему-то в обход, а мы решаем сократить путь и двигаемся прямо через заросли. Мне попадается на глаза вмятина в земле. Наклоняюсь, разглядываю. Урсуй даже бровью не ведет, идет дальше.

— Чей это след? — спрашиваю охотника.

— Ничей. Здесь зверь не ходит.

— Почему?

— Скоро сам поймешь.

Вот и весь разговор. Уверенность Урсуя мне непонятна.

Через полчаса начинает отчаянно болеть голова. Дурманящий запах багульника... Теперь понимаю, почему звериная тропка шла в обход зарослей, почему охотник так твердо был уверен, что здесь нельзя встретить звериный след.

В другой раз нашел кедровую шишку. В ней оставалось всего несколько орехов. Остальные были вышелушены кедровкой. Урсуй с улыбкой наблюдал, как я выковыривал их ножом.

— Зря, парень, стараешься.

Все орехи оказались пустыми, без ядра!

— Как ты мог заранее знать об этом? — спрашиваю охотника.

— Почему ты птицу такой глупой считаешь? Ты в городе живешь, она — в лесу. В тайге ты у нее учиться должен. Оставила кедровка орехи в шишке — значит пустые.

Потом я присмотрелся к хлопотливой работе этой пестренькой птицы. Она узнает пустой орех по звуку, постукивая по скорлупе крепким клювом.

Урсуй научил меня искать медведя по задирам, которые оставляет зверь на стволах деревьев, когда точит когти. Он показал, как приманивать лося — трубить в перевернутый ствол ружья, подражая реву самца. Теперь я уже знаю по лаю Хета, кого поднял пес: на белку собака лает густо и редко, на сохатого — злобно и выше тоном. А когда пес посадит на дерево соболя — лай переходит в визг.

Сегодня весь день идем топким ельничком. Комли стволов утопают во мху, под ногой густо чавкает болотце. Наконец выбираемся в сосняк, на сопку. Здесь суше. Захотелось пить. Урсуй раскопал родничок, и он забил прозрачной хрустальной струйкой, зажурчал, как старинная русская речь-напевка. Мы напились ледяной вкусной воды, умылись. Потом долго и шумно лакал воду Хет.