Владимир Липунов , Александр Сергеев
Книга диковинных странствий
Однажды теплым ноябрьским днем 1349 года при дворе премудрого марокканского султана Абу Инана из династии Маринидов появился некий немолодой уже человек. Весь облик его выдавал странника и мудреца, немало повидавшего в жизни. Пришелец назвался Абу Абдаллахом Мухаммедом ибн Абдаллахом ал-Лавати ат-Таджи, а по прозванию просто — Ибн Баттута.
Хотя в султанском дворце нравы царили довольно простые и никаких «рекомендаций», чтобы быть в нем принятым, не требовалось, все же имелись особые люди, отвечавшие за безопасность повелителя, — ведь как ни будь он добродетелен, всегда найдутся желающие расправиться с ним. Так вот, премудрые и осмотрительные мужи из марокканских «спецслужб» навели справки о новом госте. Выяснилось, что он отнюдь не самозванец. Последняя часть его имени, нисба («приставка») ат-Танджи, действительно соответствовала месту рождения незнакомца, Танжеру , знаменитому порту к северу от Феса , где располагался двор Маринидов, на африканском берегу Гибралтарского пролива. Город этот, знаменитый и ныне, был основан еще финикийскими колонистами (само название происходит от финикийского «тигисис», «гавань»), после них Танжером владели многие народы, от римлян до арабов-мусульман. Сам Ибн Баттута, как показал подручным Абу Инана нехитрый лингвистический анализ, происходил не из финикийцев и не от греков, а из коренных обитателей Северной Африки, берберов, которые, оказавшись под властью халифата, приняли ислам. Вторая нисба, ал-Лавати, говорит о том, что семья путешественника относилась к одной из главных берберских племенных групп, лавата. Далее, и это уж Аллах ведает почему, некий его далекий предок получил прозвище Баттута, что на марокканском диалекте арабского значит «уточка», так что все мужчины в роду стали волей-неволей с некоторых пор Сыновьями Уточки. Личное же прозвание рожденный 24 февраля 1304 года в этом клане от некоего Абдаллаха мальчик получил в честь самого пророка — Мухаммед. Ну, и наконец, он повзрослел и сам сделался отцом первенца, тоже Абдаллаха, Абу Абдаллахом. Так и сложилось пышное имя султанского гостя.
Семья Ибн Баттуты слыла весьма уважаемой в Танжере. Все члены ее издавна занимались самым почетным в мусульманском мире делом — торговлей, да и учености были не чужды, знали Коран и учились в религиозных школах. Поэтому неудивительно, что уже в раннем возрасте Мухаммед собрался совершить хадж, паломничество в Мекку и Медину. Тут и случилось самое интересное: уйдя с караваном на восток, в сторону Триполи, Александрии, Каира и далее, к святым городам, юноша… исчез средь бела дня. И уж в живых его не чаяли, но через двадцать пять лет он объявился в родных местах зрелым мужем, бывалым странником и стал сначала развлекать рассказами о неведомых странах родственников и соседей, что вечерами сходились на общинные сходки-маджлисы. А потом вот решил отправиться в Фес попытать счастья у султана — может быть, тот возьмет его на службу.
Вот что удалось султанским соглядатаям выведать про Ибн Баттуту. Такие сведения вызывали скорее уважение и интерес, нежели опасения. Справедливо было решено, что пришелец не представляет опасности. И стал наш путешественник завсегдатаем придворных вечерних собраний при дворе Абу Инана. Там бывали и сановники, и видные военачальники, и богословы, и светски образованные эрудиты-адибы. Все они с удовольствием и интересом слушали пришельца. Правда, некоторые, самые дотошные, находили в «россказнях» много неправды, так как речи их нового собрата подчас были нимало не похожи на то, что доводилось читать в сочинениях классиков арабо-мусульманской географии IX—X веков — у Ибн Русты, Ибн Хордадбеха, ал-Масуди и других ученых, которым привыкли беспрекословно верить. Однако все равно Баттута говорил так интересно, что хотелось сидеть и слушать его чуть ли не до утренней молитвы. Другие же, менее искушенные, ценили не столько так называемую истинность, сколько живость и очарование умелого устного рассказа.
Так проходил вечер за вечером. О речах танжерца доложили самому государю, и он вскоре не преминул почтить маджлис своим высочайшим присутствием. Там, сидя на почетном месте, но всего лишь как первый среди равных, Абу Инан подпал под чары Ибн Баттуты и в один прекрасный день велел-таки принять его на официальную службу и назначить бывалому страннику пристойное жалованье.
Читать дальше
