Вокруг Света: Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год

...В стороне, параллельным курсом, как и положено, неспешно ползут оранжевые многотонные «Кировцы». Колонну тракторов ведет Володя Трифонов. Сидит он в теплой, просторной и даже уютной кабине, сидит в домашних тапочках и курортной белой кепочке. Рядом транзисторный приемник. Катится «Кировец» по байкальскому льду, стороной обходя дымящуюся на морозе полынью. Недавно шел вот так же трактор дорожников, которые намечали объезды в тех местах, где лед не внушал доверия, неожиданно, мгновенно и страшно вздохнул Байкал, — камнем пошла на дно машина. Хорошо, не растерялся тракторист, сумел скинуть мгновенно валенки и полушубок, открыл дверь и вынырнул. Водители знают об этом случае, потому и обходит сейчас Володя полынью далеко, и маневр этот согласно повторяют за ним все ребята. Да и сидят они в кабине не в валенках и сапогах, а в тапочках. Так, на всякий байкальский случай...

«А лед живет в толщину по сажени и больше, и для того на нем ходят зимнею порою саньми и нартами, однако-де зело страшно, для того, что море отдыхает и разделяется надвое, и учиняются щели саженные в ширину по три и больше, а вода в них не проливается по льду и вскоре опять сойдется с шумом и громом великим, и в том месте учинится будто вал ледяной».

Писал эти строки триста лет тому русский посланник Николай Спафарий, проезжавший по зимнему Байкалу в Китай. Но все верно в них и сегодня. Нечто космическое видится в гигантском движении, когда лед вдруг разрывается у твоих ног невидимыми молниями, и на глазах расходятся ледяные поля, и открывается бездна черной воды,.. Кто хоть раз видел это, думается мне, будет помнить долго, может, всю жизнь.

Как раз подъезжаем мы с Бирюковым к такой «щели», которую байкальские рыбаки зовут «становой», а ученые — «температурным швом». Трещины идут по всему морю-озеру и, по наблюдениям ученых, возникают в одних и тех же местах. И среди них как раз те места, где идет наша трасса: верхнее изголовье полуострова Святой Нос, Давшинская губа, мыс Кабаний...

Я наблюдаю за Николаем: он весь внимание, весь как бы слился с машиной. Разгоняет Бирюков свой «зилок» и на предельной скорости перемахивает, нет, скорее со свистом перелетает через трещину. Ни один мускул не дрогнул на скуластом лице. Так же зажата в углу рта погасшая сигарета, спокойны глаза, уверенно лежат на баранке ладони.

— Когда первый раз прыгал через «становую», — говорит Николай, — сначала на другую сторону щели свой полушубок перенес. Ежели что — сразу в шубу греться. Однако без «купания» обошлось...

«Обошлось»? То, что трасса работает без серьезных ЧП, во многом зависит и от самих водителей, их внутренней дисциплины и профессионального мастерства, но и, конечно, в огромной степени от дорожной службы. «Обошлось» — за этим словом стоит круглосуточная работа многих людей: метеорологов, бульдозеристов, автоинспекторов, связистов, поваров...

Навстречу попадается дорожный бульдозер, срезающий «колобовник» — торосящийся лед. Николай сигналит, приоткрывая: дверцу, кричит: «Как дела, Володя?» Бульдозерист показывает поднятый вверх большой палец. «Агеенко Володя, — с какой-то теплотой в резком своем голосе говорит Николай и машет бульдозеристу рукой на прощание. — Вот человек безотказный. День-ночь — на трассе. И когда спит? Недавно тут такой буран на льду завернул — в метре ничего не видно. Думали — ночевать придется. А Володя как чувствовал — нашел нас, вытащил из сугробов».

Еще одна трещина. У ледяного вала стоит с красным флажком Цивилев, пропуская машины. У края щели лежат широкие длинные — метров десять — трапы, сделанные из толстых, охваченных стальными скобами бревен. Их тоже заготовили дорожники на тот случай, если трещина станет шире. Но трапы на этот раз не понадобились. Мы снова «прыгаем», отъезжаем в сторону, смотрим, как преодолевают препятствие — дымящуюся темную рану на белом-белом поле — остальные машины. И по тому, как ведут себя водители перед опасным местом, угадывается характер человека: решительный, осторожный, бесшабашный или расчетливый, или лихой... Даже и то, как относится к машине шофер, видно отчетливо: заботится о ней или без жалости гонит к ледяному барьеру. Многое видится в те короткие мгновения, когда несется стальная махина к кромке, где недвижно стоит мертвая вода.

Николай тоже смотрит на машины. Бесстрастно его лицо. О чем он думает в эти минуты? О доме в байкальском селе Турунтаево, о дочерях Марине и Светлане; или о конце рейса, или об отдыхе в прокуренном вагончике?