— Вы не могли бы рассказать, как складываются ваши взаимоотношения с метростроевцами?
— В семьдесят шестом году вышло постановление Совета Министров, в котором говорилось: все, что под землей, охраняется государством. И не только охраняется. За год-два до начала любого строительства нас, археологов, должны предупреждать о планах работ. Там, где открываются археологические памятники, строительная организация обязана создать условия для раскопок. Ведь как было?.. Вот началось строительство этого перехода, явилась я туда и вижу: один античный кирпич, другой... Нет, говорю, стоп! Будем делать раскопки. Для руководителя стройки это было неожиданностью. Очень уверенный в себе оказался молодой человек. Потом он получил орден за этот переход. Теперь работаем вместе, часто вспоминаем, как познакомились... Тогда он и представить себе не мог, как это так: идет стройка, у нее план, сроки, а тут из-за каких-то женщин, которые копаются в земле, работа должна стоять... В общем, мы отстояли свои права. И не напрасно. Ведь тогда никто не знал, что там — под землей...
Я слушал Магдалину внимательно. Но полчаса таяли, и меня не отпускало беспокойство. Еще несколько минут, и Станчева встанет и объявит: «Все. Время вышло». Мне хотелось, чтобы она вернулась к теме метро, но почему-то не решался попросить ее об этом. Видел: передо мной сидел деликатный, ранимый человек. Ничего общего не было у нее с той, которая еще недавно отпускала мне по телефону ровно полчаса нелишнего времени. Сейчас Магдалина была спокойна, но сидела в кресле, не сгибая спины. Изредка поправляя пряди волос, она говорила увлеченно, лицо светилось вдохновением. Иногда она замолкала и наклоняла голову, будто прислушиваясь к Моцарту, которого неслышно — только для нее одной — играли за стеной.
— Современный тоннель много шире древней улицы, он захватит и жилые кварталы... Как жаль, что невозможно сохранить старину именно внизу, показать ее в стенах тоннеля — там, где с большой скоростью пойдут поезда. Это исключено,— сказала Магдалина с грустью, словно вот только сейчас, в разговоре, она наконец покорилась неизбежному.
— Значит, вам, археологам, остается рассчитывать на станции,— вставил я.
— Да! — Станчева дружелюбно кивнула, будто принимая меня в союзники.— Да, остается рассчитывать на станции. Вернее — только на одну станцию, центральную. Проектировщики пошли нам навстречу. Здесь на разных глубинах скрестятся две линии, которые должны открыть нам — теория позволяет сделать такое предположение — античный город, а над ним — средневековый. На различных горизонтах проявятся улицы, строения, солнечные часы, когда-то показывавшие время на площадях. Сорок пять человек ведут раскопки в районе центральной станции. Там у нас своя канцелярия, для находок отведено специальное место.
Недавно встречалась с директором Института памятников культуры. Он спросил: «Скажите, что вам важнее всего сохранить?» Я объяснила: «Крепостную стену, она дает границы города, поэтому, как только появится, ее следует повсюду маркировать и не трогать. Потом — мостовые. И конечно, здания с двух сторон улиц». Директор, по-моему, хотел схватиться за голову, но при мне постеснялся.— Магдалина Станчева улыбнулась. Она поднялась и, уловив нашу готовность встать тоже, сказала:
— Нет, нет. Сидите, сейчас свежего чаю принесу.
Вернулась, стала разливать чай и с нажимом заметила:
— Когда я закончу разговор, то сама скажу вам об этом. Так что я продолжу, а вы пейте чай. На чем мы остановились? — Она вскинула руку ко лбу.— Ах, да! Мы говорили, как сохранить находки. Ведь они построены не из блоков, которые можно разобрать, пронумеровать и снова собрать. Старина — она ведь очень чувствительна: и кирпичная кладка, и резные камни... известка.
Я подумал, что, при всей тревожности ситуации для археологов, именно метро открыло им столь фантастическую возможность — заглянуть в подземный город, продолжить изучение того, что открылось во время строительства перехода под площадью... Я сказал об этом Станчевой.
— Вы правы,— подхватила она.— Должны же мы, археологи, расслоить эпохи, чтобы показать, как, что и когда человеком сделано. Вы видели в центре Софии церковь святого Георгия. Базилика построена в IV веке как римское общественное здание, а мы находим в нем великолепную средневековую живопись, относящуюся уже к периоду Болгарского государства...— Она помолчала, ее темные глаза блеснули.— Есть у меня мечта! Когда прошлое под землей станет проявляться отчетливее, надо, чтобы за дело принялись дизайнеры, архитекторы. Они на поверхности обозначат античность, средневековье... Ну, какими-нибудь знаками. Вечером — световыми, днем... Тоже надо найти решение. Возможно, это будет не сразу, пройдет не одно десятилетие. Но когда-нибудь — представьте! — выходите вы из метро в центре города, и все то, что оставалось под землей, откроется вам и на поверхности. Ну, как на современном плане города: ведь там можно выделить и античные, и средневековые объекты. Скажем, зеленым цветом — очаги жизни — улицы, дома, красным — крепостную стену... Чтобы человек шел и знал, когда входит в древний город, когда покидает его. Человек будет находиться как бы в двух плоскостях, будет переноситься из эпохи в эпоху, из века в век. Не только для информации это нужно, а для того, чтобы он почувствовал масштаб современного города, нынешней жизни. Пройдя за три минуты пространство древности, он задумается, почувствует, в каком ритме и как развивалось человечество...
Читать дальше
