Я с самого начала знакомства уловил: если речь заходила о ней или ненароком касалась ее дел, она незаметно переводила разговор на брата, а то и на общие темы здешней жизни. И, отзываясь о том или ином хозяйстве окрестных крестьян, добавляла: «Но для того чтобы жить, как они, надо много и хорошо работать...»
Весь вечер меня не оставляло чувство, будто Иорданка хотела выйти на дорогу, остановить первого встречного односельчанина и попросить, чтобы тот сам рассказал о себе.
Моя догадка подтвердилась на следующее же утро.
Очень рано — как мне казалось, хозяева еще спали — я вышел во двор и спустился на улицу, чтобы осмотреться: куда же мы затемно заехали? Оказалось, что дом Мариновых стоит высоко над поворотом дороги. В утренней тишине хорошо был слышен мужской голос. Какой-то человек подбадривал ослика, втаскивавшего на крутизну подъема тележку. Когда тележка — болгарская «каруца» — поравнялась с домом, я услышал взволнованный голос Иорданки.
— Георгий! Георгий! — Пробежав мимо меня, она бросилась к человеку на телеге, остановила его и стала быстро-быстро о чем-то говорить. Человек нехотя спрыгнул на землю, подогнал осла к дому и привязал к столбу у калитки. Мы с ним пошли за Иорданкой.
Мужчина был неопределенного возраста. Плотный и мускулистый, с живыми синими глазами на круглом лице. Усадив нас за стол, хозяйка придвинула вазу с виноградом.
— Дядя Георгий,— просительно заговорила Иорданка,— расскажите гостю, как после Освобождения вы стали первым председателем в нашем селе? — Метнув взгляд в мою сторону, сказала: — Он — Георгий Рашков. Пенсионер.— И, снизив голос, быстро украдкой шепнула: — Он хороший человек.
— Иорданка,— осторожно вмешался я,— спросите товарища Рашкова, каким он помнит себя в старое время?
Георгий Рашков, напряженно вслушавшись в мои слова, ответил сам:
— Батраком... Да. Батраком... Мы обрабатывали чужую землю.— Сказав это, он умолк и, пряча смущение, посмотрел на Иорданку.
— Понимаете,— пришла ему на помощь Иорданка,— в нашем селе еще не знали, что к нам в Болгарию пришла Красная Армия... Десятого сентября сорок четвертого в Оряхово вошли партизаны. Их люди встретили радостно. Партизаны, человек сорок-пятьдесят, заняли полицейское управление, арестовали всех полицейских — те не сопротивлялись, видать, знали уже, что советские пришли...
Мать Иорданки, выйдя во двор и видя Рашкова, в удивлении подняла бровь.
— Здравствуй, Георгий, ты чего в такую рань здесь делаешь?
— Вот, уважаемая агрономка,— ласково глядя на Иорданку, отозвался он,— позвала...— Рашков помолчал, поглядел вслед старушке и, словно встряхнувшись, бодро заговорил: — Ведь как оно было! Мы — несколько человек из Лесковца — случайно оказались в Оряхове и видели эти события... После того как мы вернулись в село, наша партийная организация — она насчитывала тогда три-четыре человека — собрала население, устроила митинг, и .власть перешла в руки народа... Потом, спустя несколько дней, через наше село проезжали советский полковник и солдат. Люди — и стар и млад — все, помню, вышли к ним. Случился митинг, и наши партийцы обратились к населению, сказали, что Красная Армия у нас в Болгарии. Попросили выступить и полковника. Потом его на руках качали...
— Дядя Георгий, вспомните,— попросила Иорданка.— Вы до прихода народной власти имели связь с подпольной организацией?
Рашков мял в руке кепку.
— Нет. Я тогда о подпольщиках ничего не знал. Официально партийная организация в нашем селе создалась пятнадцатого сентября сорок четвертого года. Именно в этот день мне выдали партийный билет. А в сорок шестом году мы уже объединили четырнадцать дворов бедняков в кооператив. Тогда я и стал председателем.— Георгий Рашков встал.— День начался, а я опоздал
Провожая его, Иорданка задала еще один вопрос:
— Дядя Георгий, а с партизанами вы не встречались тогда?
Мне показалось, ей очень хотелось, чтобы дядя Георгий ответил утвердительно.
— Нет,— сказал он.— Центр партизанского движения был не в Оряхове, а во Враце.
Рашков ушел, как мне показалось, недовольный собой, тем, что не все у него в разговоре получилось так, как этого хотелось Иорданке. А я, глядя ему вслед, вспомнил Ивана Тончева, нашу долгую беседу с ним и подумал: у него была другая плотность ощущений. Не оттого ли, что он жил иначе, прошел революционный университет своего отца, который уже в 1908 году стал социал-демократом, а в девятнадцатом основал в своем селе партийную организацию... И сын Иван многое перенял от отца: в 1930 году создал союз рабочей молодежи, стал его секретарем. И не только это... На долю Ивана Тончева, как он сам говорил, выпало много прекрасных встреч в том самом сорок четвертом. Где-то в середине октября маленькому селу Сараеву повезло: Красная Армия уважила их — это тоже слова Тончева,— подразделение из восьмидесяти офицеров и солдат прибыло к ним на отдых.
Читать дальше
