Вокруг Света: Журнал «Вокруг Света» №06 за 1975 год

Репортаж с борта атмосферного зондировщика

Стоит тихое утро. Совсем непохожее на предыдущие, в которые нам приходилось взлетать. Нет ни пурги, ни ветра, сбивающего с ног, ни тумана. От солнечного тепла медленно рассеивается дымка. Начинают просвечивать горы, окружающие аэродром, и, глядя на них, легко вспоминаешь место, где вчера остановились на ночлег. Засыпанная снегом деревушка на берегу речки, черные острые пирамиды елей на склонах гор, желтый свет уличных фонарей в прозрачной синеве горного утра... И как всегда, немного жаль расставаться с землей, ибо знаешь, что картина эта померкнет с первыми вздохами турбин, как померкли картины других рассветов, пейзажи других широт. Каждое утро мы стремимся в свой самолет, будто он и есть наш самый родной на земле дом.

Стартовав из Москвы несколько дней назад, мы уже успели отработать над заснеженными просторами Арктики, изучали атмосферу над Дальним Востоком и Средней Азией. Остается совсем немного, чтобы завершить полет по периметру нашей страны, и все участники экспедиции охвачены единым желанием побыстрее замкнуть это гигантское кольцо...

Выбран трап, захлопнут люк. Начинает раскручиваться винт первой турбины. В кабине звучат отрывистые слова подготовительных команд. Пока только здесь, в этом отделении корабля, уже возникла напряженная атмосфера труда. Ученые подключатся к ней потом, в полете. Вой четырех турбин сливается в единый грохот. Самолет, как коня, почуявшего дальнюю дорогу, временами пробирает мелкая дрожь, тонко побренькивают металлом переборки. В командирском кресле Владимир Иванович Шубин вслушивается в слова предстартовой проверки. Предполетную «карту» читает высокий радист; по едва шевелящимся губам остальных членов экипажа трудно угадать, кто ему в тот момент отвечает, но радист уверенно пробрасывает на «карте» еще одну костяшку.

«Готово», «Включено», «Работает». Лицо Шубина, на земле часто озаренное улыбкой, теперь сосредоточенно, отрешенно. Вот сквозь шум в динамике раздается и его голос. «Благодарим за гостеприимство, до новых встреч», — говорит он, и техник на земле, связанный с нами телефонным кабелем, прощаясь, желая счастливого пути, отсоединяет кабель, будто узду снимает с корабля. Самолет начинает движение. Катит мимо рядов пассажирских лайнеров и замирает ненадолго на полосе. Последние проверки перед полетом, случайностей не должно быть. «Скорость 100... 120... 200...» —.отсчитывает штурман показания на приборе. В динамике тихо и явственно звучит его резкий голос. Все быстрее несется навстречу бетон полосы. «Все команды, — вдруг говорит, низко наклонившись ко мне, доктор физико-математических наук Шляхов, — записываются сейчас в «черный ящик». «200... 230... — продолжает свой отсчет штурман, отсчет убыстряется и, наконец, — взлетная, взлет, шасси убраны...» Бешено несущаяся навстречу полоса разом пропадает, самолет задирает нос, в стекла ударяет яркий свет неба. Летим— и напряжение, царившее доселе в кабине, медленно оседает. Сбоку я вижу, как чуть улыбается Шубин.

— Не правда ли, занятно придумано? — продолжает свою мысль Шляхов. — Даже если от самолета ничего не останется, то «черный ящик» сохранит голоса летевших на нем людей, все вплоть до мельчайших интонаций.

Я привык к своеобразному мышлению Шляхова, по программе которого выполняются исследования в полете. И действительно, некая странность в этом есть — голоса и интонации переживают живое, но мысль его родилась при взлете неспроста и отнюдь не от страха. Исследователи атмосферы должны быть готовы ко всему. Достаточно вспомнить, что им приходилось ходить на грозу, пронзать «запретные» облака, изучать странное явление — турбулентность ясного неба, когда, казалось бы, вопреки всем законам самолет начинает бросать в воздушные ямы. Шляхов хитро поглядывая на меня сквозь очки, улыбается. Старая экспедиционная привычка — подзавести, проверить на прочность новичка.

— С Шубиным, — говорит он, — можешь не беспокоиться, летать не страшно. С ним я готов летать хоть к черту в пекло. Прекрасный пилот.

С Шубиным, — продолжает Шляхов, — мы впервые на этом типе машин вошли в облако вертикального развития. Это было огромное облако, выбравшееся за тропосферу, с красивейшей белоснежной наковальней километров девять высотой и до семидесяти в диаметре. Даже издали оно внушало беспокойство, как на море огромный айсберг — не знаешь, чего от него ждать. В любой момент он может расколоться и подмять под себя корабль.