Служил он в небольшом местечке Каусет, неподалеку от Сан-Хуана, в подразделении мотопехоты.
Однажды утром приятель-телеграфист сообщил по секрету, что в Сан-Хуане забастовка: рабочие и студенты вышли на улицу, полиция не справляется, и вот-вот придет приказ о выступлении. Коммунистов в подразделении было только двое: Энрике и Армандо Ливарес — знаменитый ныне Ливарес, руководитель восстания в Чаконе. Оба понимали, что произойдет, если бастующие столкнутся с вооруженными солдатами. Нужно было сорвать выезд. Когда сыграли тревогу и солдаты бросились к машинам, Энрике и Армандо преградили им дорогу. «Не наше это дело — подавлять демонстрации!» — выкрикнул Ливарес. Началась дискуссия... Они затянули ее на три часа. За подобные действия грозил военный трибунал, но, к счастью, обошлось. Пока дискутировали, демонстрация кончилась, и приказ о выступлении отменили.
«Дискуссия», впрочем, не прошла незамеченной. При первой же возможности Энрике демобилизовали.
В короткий срок Гонсалес и его товарищи создали провинциальный комитет ФКМА. Уже стало ясно, что период «экспектативы» — «ожидания» — заканчивается. Пришла пора показать силу. Коммунисты решили организовать на улицах города манифестацию против диктатуры.
Как в то время ходили на демонстрации? Колонны в основном были небольшие — человек по двести-триста. Впереди и сзади на некотором отдалении шли заслоны из самых отчаянных и смелых ребят. В случае надобности они дрались с полицией и при появлении полицейских машин разбрасывали на мостовой «мигелитос» — стальные шипы с острыми иглами: как их ни бросишь — всегда одна игла торчит кверху. Кто и когда назвал эти шипы «мигелито» — именем вихрастого дерзкого школьника, постоянного персонажа острых аргентинских анекдотов?
По традиции в первых рядах колонны шли руководители партии и комсомола. Не все, конечно, а только те, кому было поручено работать полулегально. Как правило, эти люди уже известны полиции Они открыто выступали на митингах, собраниях, вели переговоры с другими левыми демократическими организациями. Часть же руководства всегда оставалась глубоко законспирированной.(Когда арестовывали одного из полулегальных, его место занимал другой.
Работать в подполье трудно, но, пожалуй, на полулегальном положении не легче. Полиция знает настоящее имя, адреса жены, родственников, иногда друзей. В сотнях экземпляров распространяются фотографии. Начинается «охота». Однако произвести арест не так-то просто. На собрании это сделать практически невозможно— товарищи не дадут в обиду. А после митинга надо еще найти человека и если уж арестовывать, то только имея на руках улики, указывающие на незаконную деятельность. Если же улик нет, судья будет вынужден распорядиться об освобождении.
Энрике как раз и был таким — полулегальным. Впервые его арестовали в феврале 1969 года. Продержали месяц в тюрьме и выпустили — не удалось доказать его принадлежность к коммунистической партии. До следующего ареста он работал год. За этот год ни одной ошибки, ни одного нарушения правил конспирации, запрещавших даже общение с собственной семьей.
...В тот день ему поручили собирать членские взносы. В нагрудном кармане — корешки квитанций. Деньги уже успел сдать, осталось только вручить связному корешки. Встреча была назначена всего в двух кварталах от его дома. Посмотрел на часы — ровно три. Связной опаздывал. Значит, следующая встреча завтра, в другом месте. И здесь выдержка изменила: «Забегу в квартиру только на одну минуту, — решил он, — увижу семью — и сразу уйду!»
...Лейтенант из федеральной полиции с удовольствием просматривал рапорт об аресте Энрике. «Я же говорил, что ходить за ним не нужно. (Когда парню двадцать три года, «охотиться» ни к чему. Теперь все зависит от того, удастся ли его сломить. Видимо, это несложно. Судя по всему, совсем «зеленый» — надо же, прибежал домой среди бела дня!»
Единственное, что смущало сейчас лейтенанта, — это поведение арестованного. «В доме сопротивления не оказал, — говорилось в докладе. — На улице вырывался, пытаясь собрать толпу. Кричал, что его арестовывают за принадлежность к коммунистам».
— Тем хуже для него, — решил полицейский. — Еще одна улика, хотя корешков квитанций достаточно для обвинения в сборе денег в пользу компартии.
Энрике с наручниками на запястьях везли в кузове военной машины. Если бы не этот грузовик, он наверняка выкрутился бы, тем более соседи бросились на помощь. В полицейских кидали камнями, помидорами, чем попало. Они растерялись. И тут откуда ни возьмись грузовик с солдатами...
Читать дальше
