Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1981 год

Овсюгин, недвижно глядя во что-то свое, спросил:

— Помнишь наш свадебный маршрут по Кругобайкальской дуге?

— Еще бы! — ответила Фаина.— Переедем в Иркутск, надо бы повторить. С детьми.

— Об этом позже поговорим,— прервал ее Овсюгин.— Сейчас ты мне скажи, сложно будет списать водо-водные трубы?

— Да зачем их списывать, целые, невредимые?

— А все же?

— Они должны поить поселок водой как минимум полсотни лет!

— Нет,— сказал Овсюгин, как отрезал.— Весной их придется списать как сделавшие свое аварийное дело.

— Прекрасно знаешь, как идет на списание Каштак,— сказала Фаина, все еще не понимая, куда это клонит муж.

— Здесь ему не отвертеться — наледь страшней... Хочу всадить в нее большую трубу. Наледь может пульсировать, но у нас будет в ее недрах упрятан трубопровод, понимаешь? Завтра свинтим трубы до правого берега, и пусть наледь затягивает их, цементирует: до весны спокойно можно подавать насосом солярку на ту сторону. Когда ж тронется лед, обрежем трубы по берегам — и привет. Скажи — отменное решение? Не хуже, чем с железной дорогой по Байкалу в девятьсот пятом году, а?

Он повернулся к тумбочке с телефоном, снял трубку черного устарелого аппарата и набрал номер всего из двух цифр. На том конце провода мгновенно подняли трубку, словно ждали звонка весь вечер.

— Атакишиев слушает,— старательно произнес голос в том аппарате.

— Это я, Акрам,— сообщил Овсюгин.— Не из постели тебя поднял?

— Сегодня что-то не до сна, Игорь Матвеич,— сознался Атакишиев.— Перекурили мы, что ли?

— А я не усну до утра, если не выскажу кому-то из наших свое соображение на тот предмет...

— Неужели осенило, Игорь?

— Да как-то так вот — сам не пойму, Акрам, послушай...

И Овсюгин стал сбивчиво рассказывать, как дошел до мысли о трубопроводе, какие это сулит выгоды и убытки...

— Столько труб списать непросто будет, а? — закончил на вопросе свой доклад Овсюгин.

— Брось ты это, Матвеич,— зарычал Атакишиев.— Когда такое решение. Мудрое! Гениальное!

— Ну, ну, не сглазь,— взмолился Овсюгин, косясь на неподвижную жену.

— Все будет в порядке, Матвеич, спи спокойным сном до самого утра.

— Слушай, Акрам, ты позвони Каштаку, а?

— Позвоню, Матвеич, будь спокоен, светлая ты наша голова.

— Не совсем светлая, дорогой, вот что тебе хочу заметить.— Овсюгин взглянул на жену.— Как, по-твоему, безболезненней выбраться из нашего мостопоезда?

— Безболезненней для кого? —глухо запросил голос с того конца,— для мостопоезда или для тебя, его машиниста?

— Считаешь меня машинистом?

— Да, ты главный машинист, дорогой Игорь Матвеевич. Сегодня, сейчас, ты доказал свою главность.

— Следовательно, веди свой паровоз от пункта А в пункт Б...

— Нет, Матвеич, не просто из А в Б... Понимаешь, друг, мы едем от какой-то давней станции, из далекого прошлого в будущее. Пусть до самого конца не доедем, но свой перегон не уроним, а? И нам незаметно помогают те, кто был до нас,— недаром же ты оттолкнулся от Кругобайкальской Дуги...

Овсюгин положил трубку, медленно развернулся и, встретившись со взглядом жены, понял: спокойной ночи не может быть — предстоит сложный разговор, и этот разговор потребует душевных сил не меньше, чем затор с наледью. И решения тут надо принимать с максимальной изобретательностью.

«Что ж»— заключил Овсюгин,— ты выбрал себе вечный поезд, докажи и. близким своим благо такого решения».

Геннадий Машкин

Иркутск

Не знаю, сможем ли мы добросить вас до Натитингу,— сказал бравый пилот. — Если наберется три пассажира, полетим, а то что зря горючее тратить.

Я впервые собрался в этот город — административный центр провинции Атакора. Оказалось, что три монашки тоже стремились попасть на север, и мы вылетели.

Тогда мало кто ездил в Атакору — самую отдаленную, а потому всеми забытую в колониальные и неоколониальные времена провинцию Бенина.

Прошло несколько лет, и для того, чтобы попасть на рейс Котону — Натитингу, мне пришлось заказывать билет за несколько недель. На этот раз самолет — двухмоторный ДС-3 — был полон: в Натитингу возвращалась с национального экономического семинара группа активистов местных революционных органов власти.

На поверхности лагуны Котону рассыпаны зеленые островки, кажущиеся болотной ряской. С воздуха резкая смена поясов растительности страны наглядна, как в географическом атласе. Проплыла желто-синяя с зеленой опушкой пальм полоса прибрежных лагун; начался пояс лесов, исчерченных узкими, как бритвой по зеленому сукну, дорогами и тропинками. А вот и саванна: в рябой окраске ее сначала преобладает зеленый, а потом желтый цвет. Все чаще вклиниваются в него розово-сиреневые пятна и полосы — отроги горного массива Атаноры. Самолет низко проходит над пологими, разрушенными эрозией вершинами, мягко ныряет вниз. На грунтовой посадочной полосе остается за самолетом облако клубящейся красноватой пыли.