Последнее включение аппаратуры. В зале устанавливается чуткая тишина. И вдруг: бип-бип-бип! Это заговорил спутник. Михаил Клавдиевич признался потом, что наибольший восторг он испытал именно в эти минуты.
— Раньше были чертежи, расчеты, железки, а тут живой спутник!
...В предрассветных сумерках ракету вывезли из монтажно-испытательного корпуса. У распахнутых ворот стояли десятки людей. Громадная, уложенная на специальную платформу ракета медленно двигалась по рельсам. Вслед за ней молча пошли Королев, Тихонравов, члены Государственной комиссии, конструкторы, ракетчики.
Вечером Тихонравов пришел на стартовую площадку. Поднялся на холмик, и его глазам открылась ракета. Подсвеченная прожекторами, она стояла в полный рост и будто сама излучала свет. Не всем доводится видеть такое. Сказка!
...Внезапно на стартовой площадке раздались торжественные звуки горна и вслед за ними грохот. Степь стала огненно-бордовой, словно ее охватило пламя пожарища.
Крики радости. Все обнимают, целуют друг друга. Таким и запомнился Михаилу Клавдиевичу Тихонравову самый счастливый миг в его жизни.
Москва, улица Королева...
Пожалуй, нет в нашей необъятной стране такого человека, кто бы не знал или просто не слышал этого сочетания слов. Москва, улица Академика Королева... Жил на этой улице и доктор технических наук Михаил Клавдиевич Тихонравов, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии.
В последние годы жизни Михаил Клавдиевич частенько прибаливал, но даже на короткое время не мог, не хотел уйти от своего дела. Была работа в конструкторском бюро, заведование кафедрой в МАИ, помощь многочисленным ученикам-диссертантам. Отдыхать и болеть у него, казалось, не было времени, и в ответ на мои извинительные звонки он деликатно отвечал:
«Приходите вечером, голубчик, раз надо, то надо». Насколько я знаю, он никому не отказывал в просьбах. Не мог отказать по доброте и щедрости своего характера.
Мы сидели в кабинете, заставленном шкафами и стеллажами с книгами, на стенах висели картины, написанные Михаилом Клавдиевичем (в молодости он увлекался живописью). Тихонравов показывал альбом со снимками первых отечественных ракет, что поднялись в небо почти пятьдесят лет назад.
На фотографиях рядом с ракетами стояли их создатели, творцы, руководители и сотрудники легендарного ГИРДа. Молодые, увлеченные, неистовые. Как много успели сделать в молодости эти энтузиасты техники! В ответ на мое удивленное восклицание Михаил Клавдиевич проговорил:
— Тогда все рано начинали. Жизнь звала.
С добрым прищуром смотрел со стены Константин Эдуардович Циолковский. Его взгляд как бы останавливался на фотографиях первых советских ракет.
— Как жаль, что Циолковский, предвидевший и создание искусственных спутников Земли, и космических кораблей, не успел порадоваться, не узнал, как осуществляются его идеи,— вырвалось у меня.
— Позвольте!—удивился Михаил Клавдиевич.— Константин Эдуардович видел первые ракеты. Вернее, фотографии этих ракет. Вот эти самые, что я вам показываю. Я ездил в Калугу, возил их Циолковскому. Могу сообщить, когда это было,— семнадцатого февраля 1934 года.
Михаил Клавдиевич рассказал об этой памятной встрече. Циолковский принял его и начальника Реактивного научно-исследовательского института И. Т. Клейменова в кабинете своего нового большого дома и долго с живым интересом разглядывал снимки ракет. Потом с удивлением спросил:
— Неужели летают?
— Еще как!..
Он задумался, сказал взволнованно:
— Для меня нет ничего дороже, чем ваше дело. И я верю, что придет время и для спутников.
— Спутники стали реальностью,— ответил на это Тихонравов.
Н. Мельников
Новоселам, даже если они въезжают в космос, без суматохи не обойтись.
На борту орбитального звездного дома «Салют»—«Союз» царила радостная кутерьма. Только что советско-французский экипаж открыл переходной люк и первый космонавт Франции Жан-Лу Кретьен вплыл в объятия хозяев станции — Анатолия Березового и Валентина Лебедева. Из «Союза» в «Салют» с изяществом ихтиандров заплыли Александр Иванченков и Владимир Джанибеков. На Земле был уже час ночи, но в эти долгие счастливые сутки с 25 на 26 июня 1982 года и в Советском Союзе и во Франции не спали очень многие.
На станции включили телекамеру, но она поначалу смотрела куда-то в сторону от «основной сцены» и какой-то французский журналист, досадуя, что пропускает исторический момент, закричал в ажиотаже, словно надеясь, что его услышат там, на борту: «Космос, Космос! Да где же вы?!» И будто откликаясь на зов, космонавты начали переставлять телекамеру так, чтобы зрители увидели все. Действо это весьма напоминало укрепление и установку картины на стене просторного кабинета, столовой или, если угодно, гостиной, ибо «Салют»— это и то, и другое, и третье...
Читать дальше
