Вокруг Света: Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год

Нитка БАМа, пробитая через горы, туманные ущелья и стремительные реки, через угрюмую красоту осенней лиственничной тайги, уводила все дальше и дальше — в заповедные просторы Сибири. И отсюда, с гор Кодарского хребта, даже то старинное село казалось уже очагом цивилизации. Здесь, в одном из самых глухих углов северного Забайкалья, только имена рек, гор и распадков говорили о том, что когда-то все же бывали в этих местах люди. Ведь дал же кто-то эти названия — Чара, Кодар, Удокан, Апсат, Наминга, Быйыки... А на многих названиях лежал явный отпечаток сегодняшнего дня, сегодняшней ситуации. Вот, скажем, ручей Угольный, текущий по дну этого ущелья. Горы, окружающие меня, стоят на угле, и это лишь недавно установили геологи. А по ту сторону Чарской долины высятся горы медные — крупнейшее в мире Удоканское месторождение меди.

Когда в 1949 году геолог Елизавета Бурова открыла здесь медь, а последующая разведка показала масштабы залежей, это стало событием главным образом для геологов. Но не для экономистов-практиков — слишком уж далеко находился тогда Удокан, не подступиться. По сути, второе открытие и удоканской меди, и кодарских углей, и множества других разведанных ранее месторождений в окрестностях Чарской долины началось со строительством БАМа. От общих прогнозов геологи перешли к детальному исследованию, готовя месторождения к близкому теперь освоению.

...Дорога все еще шла вверх, огибая гору. За очередным поворотом я услышал отдаленный стук бурового станка. Он усиливался с каждым моим шагом. Догадываюсь, это приступили к работе мои знакомые — попутчики по машине: бурильщик Петр Давыдов и его помощник Андрей Бобровский.

На буровой меня поразила... электроплита «Лысьва». Точно такая стоит в моей квартире. Но на этом сходство с привычным городским жильем, пожалуй, кончалось. Брусчатые стены вагончика, укрывающего станок и бурильщиков от мороза и непогоды, инструмент, развешанный на стенах, кожухи механизмов, коробка с сахаром на самодельном столике — все исходило мелкой дрожью от работающего станка. Давыдов стоял у станка, не отрывая глаз от круглой шкалы со стрелкой, Андрей же неторопливо возился в углу возле «Лысьвы», обкладывая сползающий от вибрации чайник тяжелыми гаечными ключами.

Чаепитие — обязательный ритуал всех кратких передышек на буровой. В сущности, бурильщики все время находятся на скважине, спускаясь с горы во временный поселок геологов лишь на ночевку.

— У нас вахтовый метод,— объясняет Андрей, расставляя кружки,— неделю работаем на буровой, неделю — дома, в Чаре.

Мы рассаживаемся вокруг шаткого столика, но мысли моих собеседников уже заняты начавшейся работой, и потому ответы их отрывисты, немногословны. «Мы оба местные,— говорит Давыдов,— в этих краях выросли, здесь и работаем... На буровых вообще-то недавно — четыре года после курсов бурильщиков. У меня это шестая скважина...»

Андрей и Петр еще молоды, но в экспедиции у них репутация опытных и надежных работников. И, несомненно, заслуженная, в чем я убедился, наблюдая за их работой. Вот начинается подъем свечей. Петр стоит у рычагов станка, Андрей — у скважины, из которой ползет снаряд. Они работают молча, почти не глядя друг на друга; инструменты мелькают в руках у Андрея, как в руках жонглера,— ни одного лишнего движения, ни одной заминки, и при этом в их позах, в выражении лиц нет и намека на торопливость, напряженность. Привычная, повседневная для обоих работа.

Последние метры снаряда ползут вверх, Петр отворачивает коронку, и из снаряда выскальзывают куски породы цилиндрической формы. Их обмывают водой и укладывают в плоские ящики. Это керны — образцы породы для анализа. Уже добыт керн с глубины более ста метров — значит, на сто метров просматривается срез горы, ее анатомия, так сказать.

Давыдов берет в руки обломок одного из кернов, в отличие от прочих он черного цвета.

— Это что, уголь? — спрашивает Андрей.

Петр ковырнул камень ногтем, провел им по руке: «Мажется»,— и пошел к схеме. Длинная, похожая на свиток схема скважины висела на стене. Угольные пласты были обозначены в диапазоне от 320 до 570 метров.

— Откуда здесь может быть уголь? — вскидывается Андрей.— Рано...

— Разлом. Все может быть.

Я стоял в стороне и наблюдал, как Андрей вертит керн в руках, а Давыдов сосредоточенно рассматривает схему. Почти неправдоподобная будничность картины: стоит вполне обычная, судя по вмятинам на железе и измочаленному брусу вагончика, видавшая виды буровая, и два парня деловито возятся у станка, а происходит все это на полуторакилометровой высоте, в почти недоступных горах Кодара. По ущелью примерно на уровне буровой по-прежнему ползли облака, и пейзажу этому больше бы, наверно, подошли две одинокие фигуры в штормовках, с рюкзаками, с геологическими молотками в руках. Но геология — это не всегда то, что рисует воображение: костры, палатки, вьючные лошади, сплав по бурным рекам. Вот Андрей и Петр целыми днями топчутся на крохотном пятачке буровой, не отрывая глаз от вращающегося снаряда, а рук — от рычагов станка. Геология — это еще и повседневная производственная жизнь. Нужно строить поселки, ставить буровые, налаживать связь, снабжение. Нужно было строить вот эту дорогу, по которой я уходил от буровой...

Читать дальше