Юлия Горина - Огонь в небесах

— А у меня завтра день рождения! У тебя когда день рождения?

— Не знаю.

— Ты же большой, — с сомнением сказала она. — Неужели не знаешь? Ну когда тебе подарки дарят?

— Мне никто не дарит подарков, — улыбнулся человек, и в его пронзительных холодно-голубых глазах потеплело.

Девочка ахнула.

— Никогда-никогда?

— Никогда.

— И не дарили?

— Нет.

— Ой… А у тебя мама есть?

— Нет.

— А папа?

Человек вздрогнул.

— Был… Наверное.

— Он умер, как мой дедушка?

— Нет.

— Поругались?

— Хуже.

— Подрались!?.

Человек усмехнулся.

— Вроде того…

— А ты попроси прощения. Когда меня папа наказывает, я прошу у него прощения — и мы миримся! Папа всегда простит!

— Я не могу.

— Страшно?

— Слишком давно все было.

— Ты скучаешь, да? — почти шепотом спросила она.

Чуть помолчав, человек очень глухо сказал:

— Пожалуй…

И тут раздался строгий женский окрик.

Девочка вскочила с бордюра.

— Это мама. А ты еще придешь?

— Не знаю. Может, звездочкой подмигну, — улыбнулся человек.

— Ты приходи!!! Пока!

— Прощай.

— Кому это ты кричишь?

— Дяденьке-привидению. А ты говорила, что привидений нет! А он есть! И он поссорился с папой…Мы с ним поговорили.

— Когда же это вы успели — я же следом за тобой вышла. Ох, сколько же можно с тобой говорить…

Ребенок обиженно надул губки. И вдруг…

— Мамочка, я сейчас! Я к тому подъезду, я на минуточку!

Девочка выпустила материну руку и пулей бросилась к тому месту, где только что был человек в странном плаще. Она хотела подарить ему свою пасочку — ведь так не должно быть, чтобы кому-то никогда не дарили подарков.

Но там уже никого не было.

Она растеряно посмотрела по сторонам. Обернулась на мамин голос. И, поколебавшись еще мгновение, положила игрушку на бордюр.

— Милое грустное привидение, если ты еще придешь, возьми это в подарок.

И побежала обратно.

— Мама, а Боженька может помочь грустному привидению? Бабушка говорит, Он может все.

— Не говори ерунды. Ни привидений, ни Бога нет, это придумали глупые люди давным-давно. И только старенькие бабушки и дедушки, которые неграмотные, верят в такую ерунду. Больше не поедешь в деревню, нечего тебе там делать!

«Боженька, помоги этому привидению помириться с папой, пожалей его. Он мой друг, и ему очень-очень грустно», — шепотом попросила малышка темную тучку на голубом небе. Мир бабушкиных сказок, красивых икон и чудесных историй все еще слишком живо владел ее воображением.

Нервно дрогнули ветви деревьев. На какое-то мгновенье воцарилась тишина, необыкновенная тишина на том месте, где раньше лежала детская игрушка.

Лавра сияла куполами и до блеска отшлифованными тысячами ног булыжниками древней мостовой. В туфлях идти было совершенно невозможно. Каблуки скользили, попадали в щели кладки, и Соня уже отчаялась получить от прогулки удовольствие.

— Давайте вон туда свернем? — предложил Димка, указывая направление, куда иногда сворачивал прогуливавшийся по монастырю народ.

— Отец, а не подскажешь, куда вон та дорожка ведет? — беспардонно спросил Тоха, останавливаясь перед проходившим мимо немолодым монахом с тощей бороденкой.

— К колодцам преподобных Антония и Феодосия. Непременно сходите туда, молодые люди, непременно, к нам издалека приезжают, чтобы воды благодатной напиться и с собой взять. Вы у нас впервые, как я понимаю?

— Это, наверное, издалека видно, — усмехнулась Соня, неловко пытаясь поставить понадежней скользящие каблучки. Монах сочувственно покачал головой.

— Вы бы разулись вовсе, в такой обуви и упасть можно.

— Да неловко как-то…

— Ну-ну, босой ходить не стыдно, вот не венчанными жить как мужу с женой, наркотики принимать, вином упиваться, как некоторые — вот это стыдно. Не бойтесь — грязь не пороки, отмывается легко, а так вы же только о ногах думать будете, на мысли о Боге уже и сил не останется.

Молодежь переглянулась. Поколебавшись, Соня сняла туфли, и когда ее ноги встали на начинавшую прогреваться мостовую, невольно охнула от удовольствия.

— Вот так гораздо лучше. Ну раз вы у нас впервые, то, может быть, не знаете: самое поразительное место в Лавре — пещеры. Обязательно побывайте там. Ну, идите с Богом.

— Спасибо, отец.

Монах засеменил в гору по своим делам, а ребята направились к колодцам.

— Занятный старичок, — заметил Тоха, нарушая воцарившееся молчание.

— Обычный фанатик. Только повод дай — они и в разговор о геморрое вставят нравоучение, блин, — раздраженно парировал Димка.