Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

Он всё умеет, ему всё доверяют, он трудится как проклятый, не различает дней и ночей, принимает одного пациента за другим, постоянно перестилая постели, находя минуту на перекур, всегда готовый к проведению реанимационных мероприятий. Одно плохо — вокруг Алексея сплошь олигофрены. Один главный врач больницы — человек стоящий, к остальным такое определение отношения не имеет. Именно на сумасбродстве медицинского персонала и пациентов Моторов решил сделать акцент. Получается в меру смешно и даже занимательно, но почему-то обидно видеть, как людей без стеснения мешают с грязью. Тут бы сказать о чёрном юморе, только нет его в произведении. Скорее автор эмоционально выгорел и ничьих авторитетов признавать не собирается, особенно спустя большое количество прошедших лет.

Не ошибается только Моторов, остальным везти не должно. Терапевт введёт бабушке новокаинамид для снижения давления и снизит его до нулей, хирурги перельют пациентке кровь не той группы и приблизят её неизбежный летальный исход, сотрудники скорой поставят больному анальгин и получат анафилактический шок, медсестра решит ввести аминазин вместо димедрола, будто бы не понимая, насколько отличен эффект от требуемого при его применении. Зато Моторов наберёт в шприц мыльную воду и введёт её в сердце пациенту, находящемуся в клинической смерти более сорока минут, как у того сразу восстановится гемодинамика, а после пациент и вовсе вернётся к нормальному существованию, хотя должен был остаться до скончания века живым трупом.

Алексей разбавил повествование вольными лирическими отступлениями. Он вспоминает приезжавших в Москву за машиной «Волгой» туркменов, свои съёмки в кинематографе, испытывает ностальгию о поездке в Абхазию. И тут ничего не скажешь — это всё юные годы медбрата Паровозова. Но зачем-то в тексте присутствуют широкие размышления о режиме красных кхмеров, диктаторах Анголы, лопнувшей гайке в отделении при связи этого с происходящими во Вселенной явлениями. Стоит упомянуть и Минотавра, постоянно идущего следом за главным героем описываемого действия.

Автор всё-таки поступил в медицинский ВУЗ, на том остановив желание вспоминать о прошлом. Он уже не мог трудиться в реанимационном отделении, в душе появилась тяга к саморазрушению, выливавшаяся в мысли о возможности прекратить существование. Похоже, вместо себя, Моторов решил опорочить память о всех тех, кто с ним вместе некогда работал. Пусть написал он с задором, с таким же успехом собственные истории может рассказывать любой медик, умеющий травить байки.

Золотая молодёжь XXI века — не является продолжением золотой молодёжи XX века, но кто возьмётся о том судить, когда желается видеть отражение прошлого в настоящем? Андрей Иванов не сильно расширил рамки понимания, экстраполировав известное ему положение вещей на канувшее в небытие. У него расцвели цветы позора, которые так старательно затаптывали несколько поколений. И расцвели так, словно с ними невозможно бороться. Не получится выкорчевать сорняк, собирающийся сидеть в почве неопределённо долгое время. Не получится возразить, поскольку укоренившиеся проблемы постоянно дают о себе знать снова, стоит людям забыться и отказаться принимать за факт данность, согласно которой исправить неприятную ситуацию к лучшему никак не получается. Потому быть проявлениям низменности в общечеловеческом социуме, как не закрывай на них глаза.

Стоит ли задаваться вопросами, наблюдая за низменностью нравов? Об эмиграции ли речь или о склонности любым способом вернуть попранную справедливость, Иванов станет воплощать на страницах произведения тот самый позор, буйно цветущий, сколько бы не стремилось общество к созданию благородного представления о себе. Сразу читатель сталкивается с элементами порнографии, обязательными для внимания. Чуть погодя находит в тексте сцены с употреблением наркотических веществ, такими же важными к пониманию происходящего. Последующие события носят прикладной характер, где уже не будет иметь значения, до какой глубины старался опуститься автор. Андрей сказал достаточно, чтобы показать, как полезен иной литературный труд в качестве удобрения.

Гореть быстро и не сгорать, таким видится происходящее на страницах. Предстоит ответить, стремятся ли действующие лица на огонь или они воплощают другие принципы, связанные со скоротечностью даруемых человеку десятилетий. Российская Империя пала, война национал-социалистов за мировое господство ещё не началась, всё повисло в ожидании, и ждать приходится в странах Прибалтики, наблюдая за остановившимся временем, получая посылки из китайского Харбина. И вот перед читателем поставлен новый вопрос: возможен ли фашизм с человеческим лицом? Не извращённый немецкими пролетариями, а рождённый в чистоте помыслов итальянских футуристов. Тема с острыми краями не позволяет предполагать благих вариантов, настолько всё окажется извращено. Но об этом до Второй Мировой войны думали иначе, не отягощённые ярким примером пошедшего по кривой дороге Третьего Рейха.