Феофан Затворник - Страсти и борьба с ними (выдержки из творений и писем)

Словом, если б не было в нас страстей, мы все жили бы свято и непорочно, в мире и любви, во взаимном вспомоществовании и содействии друг другу. Стало быть, страсти суть главные наши враги, их-то особенно надо нам и побивать, против них-то направлять всю воинственную духовную силу, или все наше духовное всеоружие. (9, с. 133)

Неправые движения не так были бы свирепы, если бы не вспомоществуемы были соседствующими им родителями их – миром и бесами.

Мир есть осуществленный мир страстей, или ходячие страсти в лицах, обычаях, делах. Прикасаясь к нему какою-нибудь частию, нельзя не растревожить и соответственной в себе раны, или страсти, по сходству их и подобонастроению…

И бесы, как источники всякого зла, своими полчищами всюду окружая людей, научают их на всякий грех, действуя чрез плоть, особенно чувства и ту стихию, в коей душа и самые бесы. Потому-то всякую страсть и всякое восстание греховное можно относить к ним как к причине. Но есть нечто в греховном круге, что бесы только одни и могут навеять, к чему, при всей порче, естество представляется неспособным: так, помыслы хульные – сомнения, неверия, необыкновенного отвращения, омрачение, разного рода прелести и, вообще, искушения страстные, дмящиеся, например – неукротимая блудная страсть, досмертная и упорная ненависть и проч. Кроме сих невидимых борений от бесов, есть нападения от них видимые, осязаемые чрез тело: это – разного рода привидения, простирающиеся даже до власти их над телом. Для распознания всего коварства бесов полезно прочитать жития Нифонта, Спиридона и другие. (1, с. 272–273)

У врага есть будто закон – не вдруг начинать со страсти, а с помысла и часто повторять его. Прогнанный гневом в первый раз снисходительнее может быть принят во второй, в третий, потом родится желание и страсть, и отсюда – один шаг до согласия и дела. Продолжительные помыслы тяжелы, убийственны; им преимущественно принадлежит название искушающих. Знать касательно их надобно то, что они не от природы, хотя и свойственны ей по свойству своему, а всегда от врага; что Господь попущает их с особенным, касательно нашего очищения, намерением, чтоб испытать и утвердить нашу верность, веру, постоянство и умение созидать внутреннего человека – потому должно благодушно терпеть их, хотя бы они слишком были оскорбительны для нового благодатного сердца, каковы: хулы, отчаяние, неверие. Главное дело – во все время никак не склоняться на них, не усвоять себе и держать сердце в свободе от них, отделяя их от себя и своей свободы мыслию и верою. (1, с. 286–287)

От вражеских нападок, смущений и поражений сердца никто не свободен. Так устроена наша жизнь. Но это не на пагубу нам, а во спасение. В нас кроется зло всякое – вследствие нападения. От этого зла надо очистить сердце. Но чтобы очистить, надо его увидеть; чтобы увидеть, надобно, чтобы оно вышло из своей скрытности… Когда же оно выйдет, надобно его посекать – противлением, молитвою и ненавистию. И это всякий раз, как зло выйдет из скрытности. Вот это и делают искушения – от плоти, мира и диавола. Они вызывают наружу скрытое в нас зло. Наше дело – лишь только увидим его вышедшим из сердца, посекать его. И это благо для нас. Как худосочие выходит наружу сыпью, так скрытое в нас зло выходит наружу худыми мыслями, чувствами, и позывами, и порывами… Как сыпь не загоняют внутрь, а счищают; тогда внутренние соки очищаются. Так и в душе, когда худое, обнаруживающееся в мыслях, чувствах и позывах, не скрывают внутри, а посекают, тогда душевная чистота утверждается внутри. (14, с. 101)

Грех скрывает узы, в которых держит душу, и она, по ослеплению, привыкает к своему рабству и начинает любить его. Грешник, не подозревая никакой для себя опасности, спит сном смертным. Он не восстанет и не воскреснет, если не возбудит и не оживит его благодать. Посему-то Спаситель стоит при дверех сердца и толчет. Минута, способ, обстоятельства сего возбуждения совершенно сокрыты в премудром распоряжении Божией благодати. Она приходит не с усмотрением, исторгает грешника из потока греха и ставит вне его без всякого со стороны человека содействия, хотя и соображаясь всегда с нравственною приемлемостию человека. Для возбужденного благодатию мгновенно, как блеском молнии, освещается все и в нем самом и вокруг него. (10, с. 197)