Валерий Лапковский - Враги креста

Правило 12 Седьмого Вселенского собора определяет, чтобы епископ или игумен ни под каким видом никому не уступали движимые или недвижимые предметы храмовой или монастырской собственности: нельзя расточать то, что ты не собирал. Епископ, покорный в данном вопросе мирским властям, да будет изгнан из епископии, а игумен из монастыря!

Четвертый Вселенский собор правилом 20 не позволяет клирику оставлять церковь и переходить в другую, если к тому не толкают внешние общественно-политические язвы, захват церкви неприятелем, янычарами. Именно так случилось после узурпации власти большевиками, вынудившими к эмиграции русское духовенство. Однако правило 18 Трулльского собора повелевает клирикам, оставившим свои места, когда обстоятельства изменились к лучшему, набег варваров прекратился, «паки в свои церкви возвращатися и оных не оставляти без причины. Аще же кто пребудет в отсутствии, будет отлучен, доколе не возвратился к своей церкви. Тому же самому подвергается и епископ, его удерживающий».

Сейчас варвары с красными партбилетами чуть оттеснены на обочину, повсюду в России дышат приходы Свободной Церкви, находящиеся в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей. Они должны вернуться в храмы, оставленные не по их вине. Пособница сатанократии Московская Патриархия препятствует возращению молитвенных зданий исконным владельцам, поднимая гам по поводу псевдо-незаконного посягательства Зарубежной Церкви на каноническую территорию холопов атеизма 6. Да раскройте же глаза, апостаты, перечитайте каноны! Вы ищете спасения в них, а они свидетельствуют против вас!

Впрочем, иные сановники Патриархии, например, из Отдела внешних церковных сношений, чуют, какая опасность таится для них в канонах. Сонные мечтания их блуждающего ума тщатся дискредитировать сборник канонов, объявить шедевр справедливости всего-навсего «историческим памятником», занятной музейной статуэткой «достойной уважения, но имеющей отношение только к определенной исторической эпохе» («Московские новости», №3, 1993).

По-прежнему заискивая до мозолей перед царством кесаря, чуждаясь эмансипации Церкви от государства, синодальная камарилья МП обрекает свою паству в будущем опять хлебнуть досыта из чаши страданий. В отличие от Зарубежной Церкви, Патриархия не стала голосом тех, кто был лишен в СССР права голоса и своим политическим курсом сегодня она рыхлит почву для посева вполне возможной деспотии в тоге демократа; покорно глотает все навязываемое ей новыми властителями, будь то реанимация Советов по делам религий в Москве, Киеве, Симферополе или распад Единой Русской Церкви на филетические деноминации, конфессионально-националистические наросты, парад церковных суверенитетов.

Таков «прозаизм, некрасивость, рабье обличье официальной церковности» МП, мешающей, чтобы «кафолическая искренность издревле сиявшая в прошедшие времена, и ныне подобно дознана была из замешательства и упорства противоречащих».

Жил был блудник, которому Бог не давал покоя. И как только на протяжении и на закате своего бытия не называл себя этот несчастный: и прелюбодеем в сердце, и содомлянином в мыслях, вором, лжецом, бесстыдником, сребролюбцем! Ей, поверьте, говорил сие истинно, не привирая, не с лукавством.

И мучился, отчетливо понимая: Господь решительно непроницаем, неприступен, запределен. Знания и речи о Нем ‒ чепуха, убожество!

Его внутренние терзания сегодня понятны каждому, кто изнемогает в стремлении хотя бы чуть-чуть постичь сущность Божию.

Разумеем, ‒ рассуждал старец, ‒ Бог есть. Но природа Его и деяния ‒ тайна. Ни имени Создателя, ни естества Его, ни ипостаси, ни вида, ни образа никто из людей и ангелов не познал и не описал. Тварь не может знать Творца так, как Вседержитель ведает Себя Сам. Кто бы изъяснил, как Бог образовал из персти человека, какими руками? Как, не имея уст, вдохнул в меня дыхание, как я стал душою безсмертною, как ум связан с плотию?

Тело привалено громоздким камнем ко гробу моего хрупкого «я», погребенного страстями. Земнородный представляет ад и тамошние муки в соответствии со своими желаниями или фантазиями, однако, какова преисподняя на самом деле ‒ никому не доступно (Эту древнюю сентенцию повторил в конце XIX века русский мыслитель Владимир Соловьёв).

Постоянно изобличая в себе разбойника, скверного, мерзкого, негодяя, считая себя ниже гадов, зверей, хуже бесов, муж преклонных лет взирал на окружающие предметы, точно на прах или дым: все в мире навоз. Может ли быть чистым сердце, оскверняя себя грязными помыслами, становясь подобием зеркала, затемненного пылью?