Иван Мосеев - Поморьска говоря

Величественная красота поражает каждого, кто попадает в настоящую поморскую глубинку, будь то Онега, Вага, Двина, Пинега, Кулой, Мезень, Лешуконье или другая поморская сторона. Бескрайние лесные дали, синеющие у горизонта, солнечные излучины рек с покосившимися деревянными крестами на высоких берегах, почерневшие от времени бревенчатые дома с хозяйственными пристройками-«повЕтями» и стоящими поодаль «бАенками», вросшие в прибрежный песокостовы старых морских лодок «кАрбасов», — все наполнено молчаливым достоинством, присущим суровому, независимому, но одновременно доброму характеру поморов. И, если прислушаться, то в шуме ветра, запутавшегося в вершинах сосен, в скрипе двери покинутого поморского дома, в шуршании травы под ногами, в плеске накатывающихся на берег волн ещё можно различить величавую песню древнего Поморья. Только здесь, в этой тишине пробуждаются образы далекого детства, когда из глубины памяти вдруг возникают забытые лица, имена, голоса земляков, родственников, соседей, большинства из которых давно уже нет в живых. Но самое главное — здесь, на родине, вспоминаются почти забытые слова и выражения привычной с детства речи, с ее особенными мелодичными протяжными интонациями. В сознании, пробудившемся от повседневной суеты, вдруг начинает звучать говОря моих предков — язык, на котором сегодня почти никто уже не разговаривает. И сквозь шелест налетевшего ветра я будто снова слышу, как на берегу переговариваются меж

собой деревенски жОнки:

— ПорАто-льмнОго, дЕфка, гУбок-то наломАла?

— Дак, дорОдно — жарЁхи-то поИссь…

— Мы-то с ИрИньёй сЕйгод ишшА не хАживали в лЕсы-то…

— Вы кОйдысь похОдите? О КАмкурью, нет?

— ВТОвы-толЕсы обсЕцьны, онднО обсЕцьё. ТоттамдЕнь цЕлой упрЯк рЫндала.

— ТАма-ка гУбокбЫло спроЁм…

— СЕйгод-то немА — вОна какО сушь…

— ДЕфки, водА-то зарубИла, нет?

— Луду-то водОй снЕло, не выгОливат…

— РЫба-то о сАму берЕжину мырИт.

— ВодА-то в рекИ ЭстольтЁпла!

— ПогОдьё-тостоИт… ЛОсо…

Для приезжего человека-«чужАнина» языкэтот непонятен и странен. И дело не только в том, что «гУбки» — это по-поморски «грибы», которые здесь не «собирают», а «ломАют», что слово «порАто» — означает «очень», а слово «дорОдно» — переводится как «достаточно», вопросительное «кОйдыссь похОдите?» — значит «какой дорогой пойдете?»… Дело не только в непонятных и чудных поморских словах, которых в помОрьской говОре «спроЁм». И не только в необычных для русского языка интонациях, из-за которых почти любое предложение у поморов напоминает вопросительное. И не в том, что предложения в говОре составлены отнюдь не по правилам литературного русского языка… Дело в том, что говОря — это самостоятельный древний язык, сформировавшийся на территории исторического Поморья, и сохранивший свои отличительные особенности до наших дней.

ГовОря — мой родной язык. На нем говорила моя бабушка Ульяна Максимовна Лемехова (в девичестве Шехурина) — коренная кулоянка. КулоЯна — жители древнего поморского села КУлой, которое стоит на реке с одноименным названием. По своей культуре и языку кулоЯна очень близки к пинежАнам, мезЕнам и лешукОнам это одно поморское племя, ведущее свое начало от легендарной «чуди заволоцькой». Память детства — самая прочная память. Я и сегодня, много лет спустя, слышу, как бабушка отчитывает меня, своего четырехлетнего внука, за порванную в драке с братом новую рубашку, и как я пытаюсь оправдаться за свой проступок:

— ВАнцинко. лЕшшой, поштОутярубАха-торОзна?! — возмущается бабушка.

— Дак, бАушко, не порАто рОзна, бывАт? — неуверенно возражаю я.

— КакОж не порАто! Элако обремкАлссе, ремкИ-то вЕснут, легАюцце!

— А мне дак дородно кажЕт…

— КакОждорОдно! ИстовЁнно полОхоло!

Впрочем, никакого наказанья для «обремкАвшегося полОхола» за этим не следует, и уже через какое-то время мы с братом мирно сидим за столом у закипевшего самовара, уплетая за обе щеки пироги «с ягодАма» и горячие бабушкины шаньги. «Иссь шАньги», отламывая кусочки и окуная их в глиняную овальную плошку «лАтку» с горячим топленым маслом (это называлось шАньгиволОшить), было увлекательным занятием, особенно зимними вечерами, сидя у теплой печки-«голАнки». Вечернее чаепитие и поедание шанегназывалось «пАужной»:

— РобЯты, шАнешки-то в мАслице волОшьте — дакскуснЕ Истито, — советует нам бабушка. А напоследок, убедившись, что мы уже наелись, она неизменно вопрошает:

Читать дальше