В темноте вы мне описываете все, что запомнила ваша зрительная память. Я проверяю и сравниваю с самим объектом то, что вы рассказали. Для этого снова дан свет. Внимание! Я начинаю. Малолеткова – зеркало.
– Голубчики! – заторопилась она, указывая на зеркало. – Вот это?
– Не надо лишних вопросов. В комнате одно зеркало, другого нет. Нет другого! Артист должен быть догадлив.
Пущин – картина. Говорков – люстра. Вельяминова – альбом.
– Плюшевый? – переспросила она медовым голосом.
– Я показал. Два раза не повторяю. Артист должен хватать на лету. Названов – ковер.
– Их много. Какой?
– При недоразумениях – решайте сами. Ошибайтесь, но не сомневайтесь, не переспрашивайте. Артисту нужна находчивость. Находчивость, говорю!
Вьюнцов – ваза. Умновых – окно. Дымкова – подушка. Веселовский – рояль. Раз, два, три, четыре, пять… – Иван Платонович просчитал не торопясь до тридцати и скомандовал:
– Темнота!
Когда наступила темнота, он вызвал меня и приказал рассказывать, что я видел.
– Вы мне назначили ковер, – стал я подробно объяснять ему. – Я не сразу выбрал, который, и потому пропустил время.
– Короче и по существу, – командовал Иван Платонович. – По существу!
– Ковер персидский. Общий фон красно-коричневый. Широкий бордюр обрамляет края,
– описывал я, пока Рахманов не крикнул:
– Свет! Неправильно запомнили, дружок мой! Не донесли, просыпались. Темнота! Пущин!
– Не уразумел сюжета картины. По слепоте и дальности расстояния. Увидел лишь краску желтую на фоне красном.
– Свет! – командовал Иван Платонович.
– Ни желтого, ни красного тона на картине нет.
– Истинно просыпался, не донес, – басил Пущин.
– Говорков! – вызвал Рахманов.
– Золотая люстра, понимаете ли, рыночная. Со стекляшками.
– Свет! – командовал Иван Платонович. – Люстра музейная, подлинная, александровский ампир. Просыпались!
– Темнота! Названов, опишите снова ковер.
– Я не знал, что нужно еще, простите. Я не думал, – извинялся я, застигнутый врасплох.
– В другой раз думайте. Исправляйте ошибки и не сидите ни секунды сложа руки, без дела. Знайте все: я буду переспрашивать по два и по четыре раза, пока не добьюсь точного описания впечатлений. Пущин!
– Просыпался. Дважды просыпался.
В конце концов Рахманов добился того, что мы изучили указанные нам предметы до мельчайших деталей и описали их. Для этого пришлось вызывать меня пять раз. Описанная нервная работа в полном темпе длилась с полчаса.
От нее сильно устали глаза и напряглось внимание. С такой предельной интенсивностью долго продолжать занятия нельзя. Рахманов знает это и потому разбивает свой урок на две части – по получасу каждая. Мы временно прекратили упражнения и пошли на урок танцев. После него был снова класс Рахманова, в котором проделывали то же, что и в первые полчаса, но только счет сократился до двадцати.
Круг внимания представляет не одну точку, а целый участок малого размера, и заключает много самостоятельных объектов. Глаз перескакивает с одного на другой, но не переходит границ, очерченных кругом внимания. Чтобы построить круг внимания, надо ограничивать намечаемую площадь, или круг для зрительного внимания, линиями самих предметов, находящихся в комнате. Вот, например, круглый стол, уставленный разными вещами. Площадь его доски является очерченным малым кругом внимания на свету. А вот на полу довольно большой ковер со стоящей на нем мебелью – это средний круг на свету. Другой, еще больший ковер ясно очерчивает большой круг на свету. Там, где пол открыт, отсчитайте нужное количество нарисованных на половике квадратиков паркета. Самый большой круг внимания – вся сцена.
Самый простой способ выстроить круги внимания – в полной тьме, так, как описано у Станиславского:
…наступила темнота, а через секунду зажглась большая лампа, стоявшая на столе, возле которого я сидел. Абажур отбрасывал круглый блик света вниз, на мою голову и руки. Он весело освещал середину стола, уставленного безделушками. Остальная громада сцены и зрительного зала тонула в жутком мраке. Тем уютнее я чувствовал себя в световом блике лампы, который как будто всасывал все мое внимание в свой светлый, ограниченный тьмой круг.
– Вот этот блик на столе, – сказал нам Торцов, – иллюстрирует малый круг внимания. Вы сами, или, вернее, ваши головы и руки, попавшие в полосу света, находятся в его центре. Такой круг подобен малой диафрагме фотографического аппарата, детализирующей мельчайшие части объекта.
Читать дальше