Мария Монтессори - Мой метод. Руководство по воспитанию детей от 3 до 6 лет

Но вскоре она заметила, что после того, как она разнообразила и участила ритмические упражнения, дети постепенно начали отучаться от этого некрасивого движения, и в конце концов от дурной привычки не осталось и следа. Однажды она попросила детей объяснить ей, в чем причина таких изменений в их поведении. Самые маленькие только посмотрели на нее, не говоря ни слова, но зато старшие выдали несколько ответов, общий смысл которых сводился к следующему: «Прыгать нехорошо», «Прыгать некрасиво», «Прыгать неприлично».

Поистине блестящий триумф нашего метода!

Этот случай свидетельствует о том, что мускульное чувство ребенка поддается воспитанию, и более того, оно способно достичь высокой степени утонченности, если в его развитии участвует мускульная память, наравне с другими формами сенсорной памяти.

Единственный более или менее удачный эксперимент в этой области, который нам пока что удалось провести в доме ребенка, – это эксперимент с часами и шепотом. Опыт заключается исключительно в практическом наблюдении и не дает возможности точно измерить остроту слуха. Тем не менее он оказывается крайне полезным, поскольку дает примерное представление об остроте слухового восприятия ребенка.

Упражнение заключается в том, что, водворив в классе полную тишину, учитель обращает внимание детей на тиканье часов и на все другие звуки, на которые мы обычно не обращаем внимания. Затем учитель уходит в смежную комнату и начинает тихо вызывать каждого ребенка по имени. Готовясь к этому упражнению, необходимо донести до детей истинный смысл тишины.

С этой целью я провожу несколько игр в молчанку, которые удивительным образом способствуют установлению образцовой дисциплины в наших школах.

Я обращаю внимание детей на себя и на то, как тихо я могу себя вести. Я принимаю различные позы (сидя или стоя), но, замерев в какой-то одной позе, я не только ничего не говорю, но и не двигаюсь. Даже движение пальца может вызвать шум, хоть и незаметный. И дышать можно так, что нас будет слышно. Я же стараюсь соблюдать абсолютную тишину, что довольно сложно. Затем я подзываю ребенка и велю ему делать то же, что и я. Он переступает с ноги на ногу, и уже одно это движение производит шум! Он шевелит рукой, вытягивая ее вдоль подлокотника, и это тоже создает определенный шум. Даже дыхание у него не такое спокойное и бесшумное, как у меня.

Пока ребенок совершает эти движения, я время от времени делаю краткие замечания, после которых снова наступает период тишины и неподвижности, а остальные дети наблюдают за нами и слушают. Многие из них с удивлением обнаруживают, как много шума мы создаем в повседневной жизни и даже не замечаем этого. Они узнают, что есть несколько уровней тишины и что есть абсолютная тишина, когда ничто, абсолютно ничто не движется. Они в изумлении смотрят на меня, когда я стою посреди комнаты так тихо, словно «меня вообще нет». Тогда они пытаются подражать мне и даже перещеголять меня в этом, а я то и дело обращаю их внимание на то, как почти бессознательно шевельнулась чья-то нога или рука. И дети, в свою очередь, все больше стремятся достичь полной неподвижности и начинают обращать внимание на каждую часть своего тела.

Когда дети увлечены этой игрой, в классе воцаряется полная тишина, совсем не похожая на то, что мы обычно называем этим словом. Создается ощущение, будто жизнь постепенно угасает, а комната пустеет все больше и больше, словно никого в ней нет. В какой-то момент мы начинаем слышать тиканье часов, и этот звук, кажется, усиливается по мере того, как тишина становится все более полной. С улицы, со двора, который раньше казался таким тихим, доносятся всевозможные звуки: то птичка защебечет, то мимо пройдет ребенок. Дети сидят, пораженные такой необыкновенной тишиной. «Ну вот, – говорит директриса. – Никого в классе больше нет. Все дети ушли».

Дойдя до этого момента, мы зашториваем окна и велим детям закрыть глаза руками. Дети продолжают сидеть неподвижно и в темноте.

Затем мы говорим: «А теперь послушайте. Сейчас тихий голос будет называть вас по именам». Я ухожу в комнату, находящуюся за спиной детей, и начинаю вызывать их по очереди, растягивая слоги в их именах, будто зову их в горах. Этот почти таинственный голос, кажется, проникает в самое сердце и душу ребенка. Услышав свое имя, ребенок поднимает голову, блаженно открывает глаза, аккуратно, стараясь не сдвинуть стул, встает с места и на цыпочках, еле слышно, выходит из комнаты. Однако, как ни старается он ступать бесшумно, его шаги все равно слышны среди общей неподвижности.