Иосиф-Эдуард Вессели - О распознавании и собирании гравюр. Пособие для любителей

Повреждения на листах бывают или маловажные, или довольно значительные. К маловажным мы относим те случаи, когда гравюра, не будучи поврежденной, наклеена на другой бумаге или когда на ней имеются пятна от сырости (Stockflecken). Наклеенный лист легко освободить от бумаги, на которой он прикреплен: для этого нужно немного подержать его в теплой воде, легко отрывать от него бумагу (но не наоборот) и так долго обмывать мокрой губкой обратную сторону гравюры, пока она совершенно не освободится от клейстера или клея. Затем лист высушивается и выглаживается под прессом. Пятна от сырости легко уничтожить водой, немного разбавленной селитряной кислотой.

Но если повреждения листа довольно значительны: обнаруживаются подозрительные пятна на самом изображении или имеются порванные места и т. п., то необходимо предварительно исследовать, был ли уже лист в руках реставратора или нет. В первом случае, когда реставрация произведена хотя бы мало-мальски сносно, лучше преспокойно отложить лист в папку, разве более опытный реставратор поручится за лучшее восстановление гравюры. При всех сильных повреждениях на листах, лишающих возможности эстетически наслаждаться ими, всегда благоразумнее обратиться к искусному реставратору. Конечно, и от последнего нельзя требовать невозможного, например выведения масляных пятен. По нынешнему состоянию химии нельзя требовать, чтобы одно и то же средство действовало в двух противоположных направлениях. Существует средство для устранения масляных пятен, но оно в то же самое время действует и на типографскую краску, также маслянистую, и ослабляет печать. Часто на гравюре недостает больших или малых кусков, долженствующих быть восполненными, и ввиду того, что недостающие куски не могут быть заимствованы из другого экземпляра гравюры (что можно было сделать лишь в том случае, когда другой экземпляр еще более поврежден и подлежит уничтожению), – то эти недостающие места должны быть восполнены путем пририсовки. Когда реставратор имеет перед собой хороший оттиск того же листа и сам принадлежит к числу хороших и опытных рисовальщиков, то поврежденный лист часто может быть приведен в хорошее состояние, которое позволит пользоваться им. Мы нередко имели случай жалеть о разоренном состоянии поврежденных листов и потом удивляться им, когда они как новорожденные выходили из рук искусного реставратора Флегеля (Flegel) в Лейпциге. Таким способом не один ценный лист сохранен для потомства и стал достойным занять место среди хорошо сбереженных экземпляров того же мастера.

К числу недостатков сохранности несправедливо относят слабость оттиска. Но это не болезнь, требующая помощи, а старческий недуг, сухотка, которую следует предоставить ее естественному течению. Где-то, вне пределов Германии, имеется реставратор, поставивший себе целью подмолодить такие старческие листы, покрывая теневые места гравюры тушью или типографской краской (преимущественно на листах Рембрандта). Знатоки не поддаются этому обману. Ввиду того что такие нарумяненные листы ввозятся главным образом в Германию, мы сочли нужным упомянуть здесь об этом.

Даже самое небольшое собрание требует уже известного порядка, дабы отыскание листов и рассмотрение их было легко и удобно. Ничто не способствует так сокрытию красоты и превосходства листов, как беспорядочное смешение их. Если, для избежания такого хаоса, и соединяют вместе листы одного и того же мастера, то вскоре обнаруживается неодинаковый формат их: одна гравюра представляет собой размер целого листа, а другая только в 16-ю долю его. Когда листы одного мастера лежат вместе, то от такого разнообразия форматов происходит известный беспорядок, вредный для глаза и неудобный при просмотре или сложении листов. Для известного однообразия в величине листов употребляются картоны (конечно, одинакового размера), на которые листы наклеиваются в известном порядке: большие по одному, а малые по два и более на каждый картон.

В больших собраниях и в публичных кабинетах, в которых число мастеров и их листов очень велико, а формат последних изменяется от самого большого листа (Imperialfolio) до формата ниелли, – справедливо установлены троякого рода картоны: малый, большой и очень большой (klein Folio, gross Folio, und sehr gross Folio). Малые листы известного художника прикрепляются на малых картонах. Если в собрании имеются листы того же художника форматом в малый картон или превосходящие этот формат, то они прикрепляются на больших или очень больших картонах. Таким образом, может случиться, что сочинения одного и того же автора встретятся в трех различных отделах, например Гольциуса, Массона, Р. Моргена. Конечно, нельзя считать удобным такое дробление собрания, по величине листов, на три отдельные части; но из двух зол в этом случае выбирают меньшее. Если б во что бы то ни стало желали ввести однообразие в очень богатой коллекции, то ничего более не оставалось, как установить один формат картонов – большой Folio. Но при таком выборе, ввиду более ограниченного числа листов наибольшего формата, пользование и наслаждение собраниями стали бы если и не совершенно невозможными, то в значительной степени затрудненными. Вспомним только, для примера, о Пенце (G. Pencz), все сочинения которого, за исключением одного листа большого формата («Покорение Карфагена», В. 86), состоят из небольших листиков. Ради одного большого листа все остальные должны были бы быть прикреплены на картонах большого Folio, вследствие чего утратился бы весь их характер, как сочинений автора малого формата. Неужели же нужно снова прибегать к старому средству – приспособлению листов к формату картона? В Копенгагенском собрании какая-то несведущая рука просто обрезала гравюры, не подходившие к формату альбома (Klebeband), нисколько не заботясь о том, что при такой манипуляции прокрустовых ножниц приносилась в жертву и часть самого изображения. Конечно, это случилось много лет тому назад, ибо в нашем столетии такое варварство заслужило бы публичное порицание.