Адриан Гилл - Опыт путешествий

Пока я стоял на краю фонтана, ко мне подошел парень в чем-то типа униформы и сказал: «Вы не можете здесь стоять. Тут можно сидеть или лежать, можно пройти в воду, но стоять здесь нельзя». Как же я могу сесть на край фонтана, перед этим не встав на него ногами? «Не знаю», — ответил он и покачал головой. Это было загадкой и для него самого. Мой собеседник оказался не преданным фонтану охранником, а уборщиком по контракту. Он работает на частную компанию, которая поддерживает работу водных потоков. Как ему работается? «Тяжело, приятель. Эту штуку нужно чистить каждый день. Он постоянно покрывается плесенью и становится скользким». Фонтан частят ранним утром, примерно тогда, когда гвардейцы отправляются за своей чашкой кофе.

Это сооружение черпает воду из водоносного слоя глубокого залегания, и все эти галлоны воды затем перекачиваются в Серпентайн. На этапе презентации концепции и строительства горизонтальный фонтан Дианы казался чуть ли не самым глупым вариантом из всех, которые могла выбрать комиссия. Но теперь, десять лет спустя, он кажется на удивление необходимым и элегантным. Несмотря на то что поддержание его работы требует огромных усилий, и почти каждый день начинается с глубокой очистки, фонтан начинает завоевывать все больше поклонников.

Гайд-парк — также место сбора полиглотов всего мира. Здесь можно услышать любой язык и узнать привычки жителей любого уголка планеты. Парк — место, понятное любому человеку. Улицы, магазины или кофейни могут представлять для иностранцев проблему, но парк говорит сам за себя. Во время обеда люди разворачивают свои подстилки и молятся в сторону торгового центра Whiteleys, рядом с парочками, поглощающими на пару сэндвич с беконом. Филиппинские девушки подставляют лица солнцу, а маленькие шайки польских парней обсуждают свои делишки. Огромный негр из Ганы едет на роликах спиной вперед, его ноги сплетаются и расплетаются по ширине всего бульвара, а руки разлетаются в стороны, как у человека, падающего из окна.

В парке всегда присутствует какая-то грусть, неуловимая атмосфера меланхолии, перемежающаяся визгами дошкольников и детей ясельного возраста, катающихся в твердых защитных шлемах на толстых медленных пони, или смехом группок задастых девушек с бутылками пино-гри. Парк — это именно то место, куда люди приносят свою грусть и одиночество. На каждую парочку молодых влюбленных приходится одно разбитое сердце, оставленное на одинокой скамейке; сгорбленные мужчины с наморщенными лбами бесцельно бродят по дорожкам в облаках депрессии, пытаясь прийти в себя. Сумасшедшие и полоумные приходят сюда, чтобы заклинать лесных нимф и легкий ветерок. Потерявшийся в зарослях травы в северной части парка викарий с чемоданчиком и спаниелем останавливает меня и спрашивает, могу ли я напомнить ему об искупительной истине бытия. Несмотря на отчаяние, он спокоен и перегружен своими несчастьями с должной долей вежливости.

Гайд-парк, не имеющий инструкций, направления, правительства или судебной власти, превратился в модель справедливого общества, люди в котором ведут себя хорошо не потому, что должны, а потому, что могут это делать. Толпы свободно приходят и уходят, постоянно сохраняя хорошее настроение. Летним субботним утром здесь может собраться до 20 000 людей, причем каждый будет вести себя вежливо и любезно. В этой эгалитарной атмосфере красоты и безопасности люди любой расы, любого возраста или социального класса могут играть, читать или закусывать. Здесь можно делать вещи, на которые вы не осмелитесь больше нигде; парк освобождает вас от смущения или стыда; это небольшой пример либеральной уверенности в том, что при должном уровне доверия люди ведут себя воспитанно и заботливо. Парк — истинное оправдание тихой и приглаженной английской анархии. Потоки велосипедистов в час пик устремляются в сторону запада, подобно стаям флюоресцирующих гусей; к вечеру в парке становится тише; солнце балансирует на вершине шпиля аббатства Святой Марии, расположенного к югу от парка; семь цапель и лиса на клумбе ждут, когда их придет покормить невменяемая дама с неописуемым мешком.

Кенсингтон-Гарденс закрывается с закатом. Гайд-парк остается открытым до полуночи. Тьма ползет сквозь деревья, которые становятся ночным приютом для лис, мотыльков, нетопырей и строителей из Восточной Европы, ищущих пристанище для сна. Парк освещают фонари викторианской эпохи, источающие эфирный бледный свет. Сквозь аллеи платанов с блеском и шипением пробиваются белые и красные неоновые огни городских улиц, но здесь в жемчужно-синей тишине парка с нами остается очаровательный намек на существующую параллельно с нами Утопию, на земной Эдем.