Федор Крестовый - Как выжить в зоне. Советы бывалого арестанта

P.S. После освобождения лично присутствовал при разговоре доктора этой больницы, председателя фонда помощи заключённым и президента фармацевтической фирмы.

В фонд и в больницу приходит гуманитарная помощь для зэков. Из фармацевтической фирмы берут медикаменты с просроченным сроком годности. Нормальная гуманитарка продаётся через аптеки и фирму, а негодные препараты идут в тюремные лазареты.

Теперь расскажу про психбольницу. Этот мой опыт тоже может кому-то пригодиться.

Лежат я как-то в сумасшедшем доме. Нет, я не бешеный дебил, как вы могли подумать. Просто надо было «закосить» под дурака, чтобы избежать уголовной ответственности по незначительному преступлению.

Как я попал в дурдом, описывать не стану, это отдельная история.

С первых минут со мной начали обращаться как с вещью. Молодая медсестра (в присутствии санитаров) приказала раздеться догола. Осмотрела, выдала только нижнее бельё и отправила на отделение психиатрии. На отделении были четыре палаты без дверей, решётки на окнах, коридор, процедурная, кабинеты врачей, кладовка, туалет. Входная дверь запиралась на замок, который отпирали, когда пациентов водили в столовую и в душ. Прогулок не было вообще. Когда я пришёл, «дуракам» давали курить (четыре раза в день по сигарете, у кого есть). Больные на голову очень несдержанны в желаниях — возле кладовой было столпотворение. Это не помешало огромному азиату прыгнуть на меня и с криком «земляк» полезть целоваться. На «чурбана» я не похож, но у имбецилов свои ассоциации. «Косил» я на спокойного, поэтому вместо того, чтобы дать такому «земляку» в рыло, начал его отталкивать, безуспешно приговаривая: «Не земляк, не земляк». Слава Богу, «чурку» убрали санитары, уж больно с ним в дёсны жахаться не хотелось.

Психи пошли курить и докуривать в туалет, который открывался на 15 минут четыре раза в день. В остальное время — хоть обосрись. Всё равно убирались больные.

Меня положили в надзорную палату, где не полагалась пижама — только нижнее бельё. Там содержат припадочных, буйных и новичков, пока не определят, какой ты. В палате постоянно дежурит санитар, горит свет. Если увидят в коридоре одного и без пижамы — накажут.

Шестьдесят кроватей — спинками друг к другу, в три ряда, впритык. Между ними такие узкие проходы, что еле влезала голень. Личных вещей никто не имел — курево и мыльно-рыльные принадлежности хранились в кладовке. Мне указали место. Вдруг санитары привели того самого «земляка», раздели догола, положили под одеяло, чтобы не бродил. Он начал мастурбировать. Психи забеспокоились. Их вовсе не шокировало его занятие. Просто онанист лежал на панцирной сетке и издавал однообразный скрип, вот этого придурки не терпели. Со всех сторон послышалось: «Перестань!», «Хватит». Кое-кто начал подражать и овладел сам собой. Санитар, видя, что больные на грани срыва, скомандовал: «Каримов — руки на одеяло!» Тот исполнил команду и продолжил насиловать себя через одеяло.

Я не выдержал и начал смеяться, уткнувшись лицом в подушку. Рядом послышалось: «Не плачь, браток, всякое бывает». Подняв голову, увидел проснувшегося соседа с такой рожей!.. Ну, в общем она (рожа) кирпича не просила, а, видимо, уже дождалась, не раз и при рождении, когда ещё без туловища только на свет появилась.

На отделении народ пребывал разный, половина — нормальные с виду, остальные — как из кунсткамеры сбежали.

Каримов между тем быстро кончил, «потащился» и заявил санитару что хочет в туалет. Медбрат сказал, что его скоро откроют. Каримов вскочил, весь перепачканный спермой, и попытался выйти в коридор. Санитар нажал кнопку тревоги и бросился на «чурбана». На помощь подоспели двое сотрудников. Завязалась борьба. Каримов, скользкий от эякулята, долго не давался. Наконец нарушителя скрутили и привязали за руки, за ноги к кровати. Многие в палате тоже были привязаны. Некоторые заколоты сильнодействующими препаратами и не могли ходить или ходили с трудом, отходя от уколов. Сосед с дурной рожей пояснил, что меня тоже будут колоть — здесь всех колют, особенно первое время. Такая перспектива совсем не радовала.

На другой день меня вызвал врач. Очень ущербный и странный человек. Первый раз он вполне доброжелательно со мной беседовал. А через час меня отвели в процедурную.

Многих больных санитары тащили на укол волоком (не могли ходить) или силой (боялись). Когда первый раз вводят сульфазин, никакой боли не чувствуешь. Колют внутримышечно — не в одну точку, а в ягодицы, под лопатки, бывает — в голень. Дозы: 8, 12 и даже 18 кубиков. Через несколько часов резко нарастает дикая боль. Как будто в место укола воткнули раскалённые штыри и не вынимают. Стоять не можешь. Лежать, шевелиться — невыносимо. Температура поднимается — зашкаливает градусник. Для поддержания сердца вводят кардиомин. Общее состояние — полусумасшествие. Самая жуть, что через сутки колют опять, в те же места, до которых просто не дотронуться, не то что иголку воткнуть. Из процедурной несутся вопли, как в фильмах про гестапо.