Яков Белицкий - Пу3шечная улица, 9

Перед союзом представителей науки, пролетариата и техники не устоит никакая темная сила».

Вопросы санитарии и медицинского дела беспокоят Ленина. Через несколько дней он, депутат Московского Совета от государственной кондитерской фабрики № 3 (ныне — «Большевик») и подмосковной станции Ховрино Николаевской (ныне Октябрьская) железной дороги, выступит на первом заседании нового состава Моссовета и в числе самых неотложных дел вновь будет говорить о срочной очистке Москвы от грязи. «Мы должны провести это, чтобы стать примером для всей страны... Мы должны дать этот пример здесь, в Москве, пример, какие Москва уже не раз давала».

Специальное постановление о санитарной очистке города Москвы принял Совет Народных Комиссаров. «Дабы достигнуть максимальных результатов «Недели очистки», освободить на 13 марта служащих и рабочих от служебных на этот день обязанностей, оставив в учреждениях минимальное количество служащих для несения текущих работ» — гласил один из пунктов постановления.

Той же весной газеты сообщали о проведении в Москве «банной недели» и «недели стрижки». Это не было выдумкой ретивых бюрократов, как может показаться па нынешний взгляд,— потом стали по поводу и без повода объявлять недели и декадники, а тогда это было суровой необходимостью.

В ту весну в Москву приехал Иван Ольбрахт — чешский писатель, один из основателей Коммунистической партии Чехословакии. Он написал книгу «Путешествие за познанием» и в ней, в частности, рассказывал о том, как поразили его плакаты РОСТА на московских перекрестках. Среди плакатов был и такой;

Больше воров и пройдох бойся вшей, клопов и блох!

«Это осталось с прошлой недели, которая была объявлена санитарной,— пишет Ольбрахт и подробно разъясняет своим читателям, что такое «санитарная неделя»: — Каждому жителю Москвы вменялось в обязанность привести свою квартиру в образцовый порядок. По домам ходили комиссии, за грязь накладывали строгие взыскания, а если неряхой оказывался член партии, даже жесткие... Членство в партии подразумевает беспрекословное подчинение дисциплине. Сейчас расчищают улицы, следующая неделя, как сообщают газеты, будет банной. Каждый получит возможность даром вымыться в бане, каждому будет выдано по куску драгоценного теперь мыла.

Уже печатаются плакаты со следующим текстом:

ОН: Полюби, красотка, Ваню, разговоры коротки.

ОНА: Ты сходил бы прежде в баню да заштопал бы портки.

А пока в течение семи дней производится уборка улиц. Москва готовится достойно встретить приближающуюся весну.

Еще в прошлом году Москву убирала буржуазия. У пролетариата слишком много других забот: на фронтах, куда он взамен себя не мог послать никого другого; в тылу, охваченном контрреволюцией; на фабриках, где приходилось преодолевать саботаж чиновников, при восстановлении разрушенного транспорта. И вот уборка улиц выпала на долю домохозяев, адвокатов, директоров банков и купцов, которые ничем пе были заняты».

Но в тот год Москву приводила в порядок не только «мобилизованная» буржуазия. Работали все.

...Последние из последнего запаса дрова подвозили к баням, с трудом растапливая засыпанные, забитые слежавшейся золой печки, немногочисленный отряд цирюльников трудился в те дни пе покладая рук, и в клубе коммунальников на Софийке строго следили, чтобы никто из членов их союза — ни истопники, ни гардеробщики, а тем более парикмахеры не отлынивали от работы, лучших же отмечали потом в театральном зале клуба... участники событий семнадцатого года, ветераны партии, люди трудной и счастливой судьбы. Кого только не встретили мы в этот вечер в залах ЦДРИ! Знаменитую балерину Ольгу Лепешинскую и скульптора Льва Кербеля, солистку академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова Людмилу Филатову и поэтессу Майю Борисову...

На сцену поднимались студенты Ленинградского института театра, музыки и кинематографии и старейшина московских драматургов, которому в тот год исполнилось 87 лет, Иосиф Леонидович Прут...

Список длинный, но дело не в перечне фамилий —• хочется, чтобы, знакомясь с программой вечера, читатель почувствовал ту особую, праздничную и в то же время какую-то очень домашнюю атмосферу, которой живет этот дом...

А наутро с Людмилой Сергеевной Трениной — заведующей клубной библиотекой, когда тих и как бы даже сонлив дом, мы идем не спеша по его бесконечным лестницам и переходам.

На каждом повороте я стучу костяшками пальцев по стенам, и стены чаще всего откликаются не приглушенностью камня, а дробным звуком фанеры или сухой штукатурки. И мы тогда с Людмилой Сергеевной мысленно убираем эти стены, и словно на стеклянном негативе, что положен в ванночку с проявителем, медленно и неуверенно проступают первоначальные контуры старинной планировки.