Маша Трауб - Второй раз в первый класс

Живо представила, как прихожу в школу и выясняю, заболел ли кто коклюшем. Или пишу мамам, что у нас подозрение на коклюш. И какой после этого начнется крик. Да наши родительницы объявят эпидемию коклюша и сожгут источник заболевания на костре. Я прекрасно помню, как в школе была эпидемия педикулеза – крику было! Кто виноват? Кто принес? Кто разнес? Как разнес? Но лучше вши, чем коклюш.

Пока мы решали про коклюш, в городе объявили эпидемию гриппа. Родителям запретили заходить в раздевалку. Отменили все массовые мероприятия. Мамы лежали в обмороке вместе с «Вотсапом». В случае острой необходимости родителям можно было пройти в школу в бахилах и марлевых повязках. Но и без этого почти все родители, которые продолжали водить детей в школу, ходили в масках. «Мамы в обмороке» считали их безответственными нематерями. Вся раздевалка была заполнена людьми в масках. Дети при этом были без масок и без бахил. Родители хотели объявить карантин в школе, не дожидаясь официального решения. Поставили на голосование – кто поведет детей, кто нет. Воздержавшиеся считались разносчиками инфекции по умолчанию.

В то же самое время, несмотря на бушующие в «началке» эпидемии всех видов гриппа, в старшей школе все шло своим чередом. Никто никого не закрывал. Наоборот – ввели дополнительную физику для «должников». Надо было приходить к семи тридцати утра, чтобы переписать физический диктант. Вася исчезал из дома до того, как я успевала сказать ему «доброе утро» и посоветовать смазать нос оксолиновой мазью.

Очередным утром в его комнате что-то рухнуло. Я подскочила, решив, что грохот как-то связан с силой тяготения или притяжения.

– Все живы? – заглянула я к нему.

Василий сумрачно смотрел на двадцатикилограммовую гирю, которую я видела впервые.

– Это что?

– Гиря.

– Зачем?

– Взял.

– Можно хотя бы прилагательных добавить в рассказ?

– Мы будем сдавать нормы ГТО.

О да, мы тоже сдавали ГТО. Наш физрук, Аслан Теймуразович, вообще-то питал страсть к масштабным действам. На уроках мы строились в колонны, чтобы получились слова «мир», «труд», «май», и громоздились в шаткие акробатические конструкции. Я стояла на плечах у Толстой Алки и держала флажок.

Кстати, ее все так называли, и это не считалось обидной кличкой. Алка, – не Алла, а Альбина. И она вовсе не была особенно толстой. А была обычной девочкой средней упитанности. Но у нее была бабушка, тоже Алка, – внучку в ее честь назвали. И вот она действительно была толстой. Просто огромной. У нее были огромные ноги, огромное тело и очень красивые руки – аккуратная ладошка с изящными девичьими пальцами и тонким запястьем. Бабушку все в селе звали Толстая Алка, и ходили легенды о том, какая она была в молодости красавица. Как за эту аккуратную ручку сражались достойнейшие джигиты.

Нашу Алку так и звали – Толстая Алка, внучка Толстой Алки.

Я же была Марией, внучкой Марии – меня тоже назвали в честь бабушки. Еще у нас в классе был Казик, сын Казика.

Сейчас эти воспоминания вызывают у меня и восторг, и удивление, и даже недоумение. Но в детстве мне все казалось очень правильным.

Вот как сейчас дети опознают друг друга? До определенного возраста, лет до пяти, – по цвету одежды. Сын говорил: «Играл с красным», значит, мальчик был в красной футболке. Или: «Подрался с зеленым» – у мальчика могла быть зеленая кепка. Или уже в школе: «Рассадили с Антоном».

– Каким Антоном?

– Который за мной сидел.

Дочка рассказывает: «Мы с Юлей получили пятерки с восклицательными знаками в дневники!»

– С какой Юлей?

– Головановой.

– Это такая девочка со смешной челкой? – уточняю я.

– С какой челкой? – искренне изумляется Сима.

Она никакую челку даже не заметила. А у Юли между тем очень смешная челка. Густая, как у пони. Она у нее быстро отрастает, и Юля дует на челку, вытягивая нижнюю губу.

А в нашем селе все было по-другому. Другие характеристики.

«Толстая Алка, внучка Толстой Алки, которая в молодости была красавицей». «Казик – сын Казика, который чуть не утонул в детстве». «Мария, внучка Марии, чью дочь крали два раза, и она отказалась топиться в Тереке». «Батраз, который описался, когда его принимали в пионеры». «Ляля, дочка Луизы, которая вышла замуж после тридцати». «Викуля, пятая дочка Аслана, которая должна была родиться мальчиком, но опять родилась девочкой». И все сразу понимали, о ком идет речь. Поскольку слухи, сплетни, легенды и воспоминания в нашем селе жили своей собственной жизнью и не имели срока давности. В этих характеристиках не было никакой оценки, просто констатация фактов, описание событий, которые потрясли село и остались в памяти его жителей.