Виктор Конецкий - Затрашние заботы

– Вы думаете, они сосиски и сардельки получали? – спросил боцман с наивной радостью.

Теперь Вольнов засмеялся.

– Сплошь печенки и маленькие собачонки, – повторил он. – Сплошь.

Боцман затягивал трюмный люк брезентом. Айк кусал его за штаны и мешал работать.

– Положи под брезент весло, – сказал Вольнов. – Тогда вода не будет скапливаться в провисе. Она будет скатываться, как с палатки. Все ясно?

– Ага, – сказал боцман.

«Из этого парня выйдет толк, – подумал Вольнов. – Он очень хочет стать настоящим моряком, и он им станет, даже если ему никто не будет помогать, потому что Боб умеет хотеть. Самое трудное в жизни – уметь чего-нибудь по-настоящему хотеть… Чекулин тоже станет хорошим моряком… А вот Корпускул – это вопрос. До чего же точно ребята умеют давать прозвища… „Корпускул есть Корпускул“, как сказал бы механик. И больше ничего не надо прибавлять. Он станет моряком, только если капитаны позаботятся об этом и не побоятся утруждать себя беспощадностью. Да, именно утруждать, потому что это совсем не легко и не просто быть беспощадным».

Вольнов смотрел на матросов. Первым шагал Чекулин – здоровый, с румянцем во всю щеку, мягкий, но физически сильный парень. Чувствовалось, что он вырос в дружной семье и любит родителей. Как-то по-особенному пахнет от тех юношей, которые жили с хорошей мамой и хорошим папой и хорошей младшей сестренкой. Такие парни любят писать письма и легко, без натуги их отправляют. Они не носят конверты с собой по две недели и не завязывают узелков на платке, чтобы не забыть их отправить.

– Боб, у Чекулина сестренка есть? – спросил Вольнов.

– Да, а вы откуда знаете? – сказал боцман. – Она этой зимой корью болела.

– Я, брат, все знаю, – сказал Вольнов.

За Чекулиным, низко согнувшись под тяжестью мешка, шагал Корпускул. Фамилия его была Емельянов, но никто так его не называл. Он был бледный, не курил и больше всего на свете любил спать. «Скучный тип, как сплошной забор», – сказал о нем однажды боцман. Боцман сказал это прямо в лицо Емельянову, – но тот даже не отмахнулся. Наплевать ему было на то, что он скучный.

– Пойду им навстречу, – сказал боцман. – У Корпускула, видно, мешок сильно тяжелый.

Он накинул ватник на голые плечи и полез на причал.

– Механику помогите, – сказал вдогонку Вольнов.

Даже отсюда, издалека, было видно, что старик не может поспеть за матросами, хотя и старается изо всех сил. Вольнов отвернулся, ему тяжело было это видеть.

С озера, фырча дизелем, нацеливался в ворота ковша незнакомый сейнер. Ветер догнал его, вывернул и рванул флаг на гафеле. Сейнер еще чаще застучал двигателем.

– Черт! – сказал Вольнов. – Откуда он и кто там капитан?

Сейнер бежал почти вплотную возле затонувшей баржи. Варяжский форштевень баржи можно было достать с его борта рукой.

Вольнов устроился поудобнее под навесом шлюпочного чехла и принялся наблюдать за незнакомым сейнером, поглаживая от хвоста к голове Айка. Вольнов был уверен, что сейчас произойдет что-нибудь интересное. Нельзя на таком ходу влетать в этот ковш. Из-за угла причала не видны камни и буй возле них. Как только сейнер вырвется из горла ковша, ему придется давать самый полный назад, корму судна забросить влево, потому что винт у него правого шага. Да еще ветер навальный будет, когда шквал подоспеет…

Все затихло вокруг, ожидая дождя. И стал слышен далекий зуд электропилы на фабрике. Берег был пустынным. И суда вдоль причалов стояли очень молчаливые какие-то, пустынные. То ли команды поуходили в город, то ли на судах ужинали. Первые капли дождя горохом посыпались на трюмный брезент. И в такт им четко и дробно простучали по доскам причала сапоги матросов. Матросы по одному спрыгивали вниз. И под Вольновым мягко заколебалась палуба.

– Пацан прыгнет, а пароход уже на борт ложится, – пробурчал Вольнов себе под нос. – Хороший пароход, прямо авианосец…

Ветер ударил сильным и холодным порывом. Из-за угла причала вынесся незнакомый сейнер. Вольнов только теперь разобрал его бортовой номер: «МРС-7».

– Подвинься, капитан, – сказал механик, поспешно опускаясь рядом с Вольновым. От механика потянуло запахом пота и мазута. Старик тяжело дышал, но на его губе, как всегда, висела разжеванная сигарета. Две пуговицы на поясе брюк расстегнулись, торчал клок синей рубахи.

– Сейчас он даст полный назад и завертится, как селедка на сковородке, – прохрипел механик, кивая на «МРС-7».

– Абсолютно точно, Григорий Арсеньевич, – мягко и одобрительно сказал Вольнов. – Я этого и жду.