Олег Рисс - Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

Подтвержденная таким образом способность мозга оперировать с нечетко выраженными понятиями постоянно используется в технике литературной работы, начиная с перепечатки рукописи на пишущей машинке, когда машинистке часто приходится «разгадывать» неразборчивый почерк, и кончая чтением корректуры плохого набора с большим числом пропущенных и перепутанных букв.

По мнению Р. Грегори, зрительные отделы мозга имеют свою собственную логику, свои предпочтения. Естественно предположить, что эта логика и эти предпочтения закрепились в зрительной системе под влиянием опознавательных, то есть графических признаков букв. Если можно так выразиться, верхняя часть буквы (особенно это заметно в прописных, служащих, по А. А. Реформатскому, «опорной вехой в процессе чтения») более содержательна, чем нижняя часть, иными словами — несет больше необходимой для глаза информации.

Вот почему давно ставившийся и не получивший еще окончательного решения вопрос о степени различимости отдельных букв и знаков вызывает отнюдь не академический интерес. Какую реальную пользу мы можем извлечь из обсуждения этого, казалось бы, сугубо специального вопроса, показал еще В. Г. Белинский. В статье «Упрощение русской грамматики. Сочинение К. М. Кодинского», опубликованной в «Отечественных записках» в 1845 году, он предложил «серьезно поговорить о существующем теперь русском алфавите, его некрасивости и производимой им путанице в русской орфографии».

Белинский горячо поддержал автора сочинения в его претензиях: «Он утверждает, что книга, напечатанная таким шрифтом, не может быть красива и изящна, — мало того, не может не быть безобразною в типографическом отношении. Во всем этом мы совершенно, буквально согласны с г. Кодинским; его мнение — наше мнение, хотя он и высказал его первым, независимо от нас» [ 8, с. 328].

Далее в статье говорится: «Г-н Кодинский находит наши буквы очень неудобными как для красивого и четкого письма, так и для красивой и четкой печати. Он говорит, что в письме и печати беспрерывно смешиваются буквы и , н , п , вместо ю ставят го , вместо г — ч , вместо ш , щ — си , сц , вместо ы — ъс , вместо ми — мс и т.д... Трудно (говорит он) найти книгу или издание, в котором бы не было опечаток. О мелком шрифте и говорить нечего. В иностранной же книжке, французской или английской, как бы толста она ни была, трудно найти одну опечатку — я разумею литерные опечатки, где бы одна буква стояла вместо другой. Отчего же это? Оттого, что латинские буквы четки, круглы, выпуклы и ни одна буква не может смешаться с другой» [ 8, с. 329].

Присоединяясь к мнению автора «Упрощения русской грамматики» о том, что «обвострение» букв в русском алфавите «ужасно безобразит русскую азбуку и много способствует опечаткам», Белинский нападал на «такое чудище безобразия», каким была пресловутая буква «ять», и предлагал совершенно исключить из русского алфавита ряд букв, включая «фиту» и «ижицу». С присущим ему наступательным пылом он ратовал за повышение удобочитаемости шрифта (как сказали бы мы теперь), вкладывая в свое требование безусловно гражданственную тенденцию — сделать книгу более доступной народу.

Из предложенной Кириллом Кадинским (так правильнее писать его фамилию) реформы ничего, конечно, не вышло, а сама его книга навлекла гонения со стороны царских властей. На основании «высочайшего повеления» от 7 апреля 1853 года о том, что «не должно быть дозволяемо печатание русских статей латино-польскими буквами», его труд, вновь вышедший в 1857 году под названием «Преобразование и упрощение русского правописания», был запрещен министром народного просвещения [ 46, с. 49] .

Тем не менее интересных наблюдений и своеобразных «технико-психологических открытий», содержавшихся в книге Кадинского и статье Белинского, с лихвой хватило бы на сто лет вперед всем, кого привлекает графический образ русского слова. И действительно, позднее развернулся целый ряд научных исследований и экспериментов, которые дали неоценимый материал для практики печатного слова.

В первую очередь следует упомянуть работы немецкого ученого профессора И. Каттеля (1885), которые видный представитель современной грузинской школы психологов Г. Н. Кечхуашвили называет классическими [ 55, с. 3]. Каттелю удалось измерить время, необходимое для различения отдельных букв латинского алфавита. Он показал заметную разницу в долях секунды, которые затрачивает глаз, чтобы рассмотреть «броские» и «неброские» буквы.