Олег Рисс - Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

— Не совсем, — возразил журналист. — Вы, очевидно, хотели сказать вот так? — Павлов подтвердил. — А фразу можно истолковать иначе, вот этак, а это уже будет неправильно.

Павлов немного подумал и вдруг хлопнул себя по лбу.

— Действительно, ведь верно. Как же быть?

Он внимательно выслушал предложенный вариант исправления и согласился сделать правку не только в Указанном месте, но и в другом, третьем. . . Провожая секретаря редакции, он совсем иным тоном, чем в начале свидания, говорил:

— Как я рад, я вам бесконечно благодарен за эту науку. Ведь я много пишу, читаю лекции студентам и, оказывается, допускаю ошибки. Я-то, коренной русак, всю жизнь был убежден, что правильно по-русски пишу, а вот вы, читая незнакомый вам текст, сразу заметили неточности! [ 59, с. 41-42].

В этом эпизоде выразилась вся личность Павлова, постоянно учившего своих сотрудников, что не надо бояться ошибок. Тот же принцип ученый считал обязательным и для самого себя. Авторитет авторитетом, но истина и точность превыше всего!

Бывают книги такого редкого обаяния, что самый неискушенный читатель находит в них штрихи и оттенки, позволяющие заочно создать портрет автора и проникнуться к нему симпатией. Когда вы читаете книгу Г.Г. Нейгауза «Об искусстве фортепианной игры», то с первых страниц можете составить верное представление о том, кто ее написал, пусть даже вам неизвестно, что это выдающийся пианист, замечательный педагог, большой общественный деятель.

И не каждый сразу поверит своим глазам, когда в предисловии ко второму и третьему изданиям книги прочтет ошарашивающее признание: «На стр. 143-144 у меня определенно неверное высказывание (начиная со слов: „Еще два слова об октавах...“). Я тут — да простится мне — попросту наврал, в чем и признаюсь откровенно. Наврал я в том смысле, в каком один поэт толкует это слово: врать значит, скорее, нести лишнее, чем лгать, говорить неправду» [ 80, с. 9].

Следует пояснить, что речь идет об одной из деталей фортепианной техники — положении рук пианиста на клавишах. «Прошу читать эту страницу с должной поправкой», — предупреждает в предисловии Г.Г. Нейгауз, останаливаясь на некоторых обстоятельствах, помешавших целиком отдаться работе над книгой: «Писал я свою книжку очень понемногу, между делом (а делом была педагогика и концертная деятельность)... Я писал ее приблизительно... три недели в год!» Вероятно, из-за недостатка времени автор и не решился трогать основной текст, а на с. 144 ограничился отсылкой к предисловию, в котором раскрыл суть и происхождение ошибки.

Я заканчиваю настоящую главу в тот период, когда вопросы точности начинают все больше волновать не одних только ученых (ведь точность — это «хлеб науки», без нее не проживешь!), но и литераторов, журналистов, работников полиграфии, да, пожалуй, всех, кто любит книгу и ей доверяет, а таких в нашей стране и во всем мире — сотни миллионов. Точность допустимо рассматривать с разных точек зрения и в различных аспектах — материальном и моральном, экономическом и техническом, практическом и философском. Польза точности признается в литературе (см., например, статью Я.А. Гордина «О пользе точности» [ 37]), а участившиеся ошибки в печатных трудах по литературоведению рассматриваются как абсолютно нетерпимое явление (см. статью И.Г. Ямпольского «Сигнал неблагополучия» [ 141]).

К сожалению, за немногими исключениями, дело ограничивается простой регистрацией фактов, без того чтобы, так сказать, протянуть руку помощи утопающему в море информации и провести его через опасные рифы ошибок, Это тоже своего рода долг перед печатным словом. Не все здесь широко и капитально исследовано, но кто-то же должен начать!

Пословица уверяет, что человек, ошибаясь, постепенно становится умнее. Поскольку в этой книге нас интересуют исключительно профессиональные ошибки, нет надобности вдаваться в широкие обобщения, большинство которых сводится к крылатому афоризму из «Фауста»: «Кто ищет истины — не чужд и заблужденья».

Выдающийся физиолог академик А. А. Ухтомский писал, что «наша организация принципиально рассчитана на постоянное движение, на динамику, на постоянные пробы и построение проектов, а также на постоянную проверку, разочарование и ошибки. И с этой точки зрения можно сказать, что ошибка составляет нормальное место именно в высшей нервной деятельности» [ 112, с.313].

Выходит, что психофизиология не порицает и не оправдывает наши ошибки, а просто признает их нормальным явлением в умственной деятельности. Из этого следует вывод, что нужно постоянно считаться с возможностью ошибок и прилагать немалые усилия, чтобы своевременно их выявить и обезвредить. Как ни парадоксально, но некоторые ошибки могут быть даже полезными — разумеется, для того, кто способен извлекать из них уроки.