Григорий Панченко: Горизонты оружия

«Не стальные» в данном случае означает — бронзовые. Ничего, в пределах допустимого: перенос на этот нетрадиционный материал палаш выдерживает куда лучше, чем сабля.

У археологов существует традиция называть палашом любой достаточно длинный клинок с односторонней заточкой. Коллекционеры оружия обычно не различают палаш и боевую шпагу: у обоих, как правило, сложные гарды круговой защиты и широкие колюще-рубящие клинки. С точки же зрения оружиеведов и «коллекционная», и «археологическая» концепции не совсем верны. Но сначала посмотрим, чем считают палаш фантасты.

Как ни странно, почти всегда герои фантастических романов орудуют палашами в пешем строю. У Лукьяненко это скорее полицейское оружие, которым пользуются не бог весть какие виртуозы. Примерно такова же функция палаша (правда, уже стального) в «Нам здесь жить» Олди и Валентинова: там он скорее даже символ, деталь мундира службы охраны порядка, так что окружающие весьма изумлены, когда один из героев начинает этим «символом» тоже не слишком виртуозно, но эффективно рубиться. Да, в истории палаша были периоды, когда он, в общем, именно так и использовался. Зато, например, в «Пасынках восьмой заповеди» все тех же Олди палаш — как раз пехотная шпага для виртуозного боя, коронное оружие настоящего мастера. А вот это — вряд ли!

Однолезвийные клинки появились давно, но типичный палаш — опять-таки оружие скорее постсредневековое. «Растет» он из двух корней — причем и в самом деле более-менее тех же, что примерно в это же время породили шпагу. Однако все-таки палаш и шпага — продукты «параллельной эволюции».

Первый его (их!) предок — несколько трансформировавшийся длинный меч: оружие универсальное, колюще-рубящее, пригодное и для конного, и для пешего боя. Чаще всего — «благородное». И, безусловно, основное. Второй предок, наоборот, родом из вспомогательных клинков ландскнехтов и подобной им пехоты. Это оружие ненамного длиннее большого кинжала; из ножен его выхватывают в страшной круговерти ближней даже не схватки, а прямо-таки резни, когда неприменимо оказывается основное вооружение — длинная пика, алебарда, двуручный меч… В таких условиях — не до благородного фехтования, но именно поэтому очень кстати приходится сложная гарда круговой защиты, надежно прикрывающая руку (к тому же часто лишенную латной перчатки: ландскнехту она не всегда по средствам).

Родившиеся от этого неравного, но законного «брака» палаш и шпага обладают некоторыми чертами фамильного сходства, однако и различий между ними хватает: она виртуозно-аристократична, а он по-солдафонски грубоват, зато более прост в обращении, хотя и не прощает слабость.

В эпоху формирования первых регулярных армий «массовые» доспехи претерпевают определенный регресс, становясь если и не легче (скорее наоборот: надо было держать пулевые удары!), то проще. Эта же тенденция коснулась и личной воинской подготовки, и оружия рядового воина.

Когда место рыцарей занимают рейтары — это значит, что принципом элитарности пришлось поступиться в пользу массовости. Рейтарский палаш — оружие очень серьезное, но орудуют им скорее рубаки, чем фехтовальщики. Эта «врожденная особенность» (простое в изготовлении и применении оружие воинской практики) так и осталась с палашом на весь срок его существования. Правда, иногда тут возникала любопытная «вилка».

В ряде случаев такие рубаки воспринимались скорее не как «солдатня», а как «фронтовики». Т. е. люди, возможно, и не владеющие особо изощренной техникой боя, но к этому самому бою привычные, не в пример всяким там светским хлыщам. В таких случаях палаш на боку (вариант — при седле) воспринимался как антитеза «городской» шпажонке или, в Восточной Европе, парадной сабле. И оружие, и социально-культурный знак. Таков он был у немецких рейтар, у «железнобоких» Кромвеля, у ветеранов тяжелой кавалерии Венгрии и Польши… Да, по социальному статусу все они, главным образом, дворяне — но дворянство дворянству рознь. Во всяком случае, от аристократических манер и придворной жизни обладатели палашей как бы дистанцируются, иногда — нарочито.

А вот в более поздние эпохи случалось наоборот. Век кавалергарда, как известно, недолог, но славен: когда регулярные армии вышли из младенческого состояния и место рыцаря окончательно занял даже не рейтар, а офицер, выяснилось, что тяжелая кавалерия — уже не рядовой, но элитный род войск. Соответственно и роскошные красавцы с не менее роскошными палашами, в кирасах или хотя бы кирасирских мундирах (с начала XVIII в. наблюдается недооценка брони, явно преждевременная: та же кираса, когда о ней не забывали, неплохо работала вплоть до середины XIX в.!), делали отличную карьеру при дворе. Современный читатель, видимо, со злорадством предвкушает продолжение в духе «…но когда они оказывались на поле боя — лоск с них живо слетал». Так вот: лоск не слетал! Эти блестящие кавалеры очень неплохо ходили в смертоубийственные атаки, часто решая своими палашами исход битвы. Но то были «правильные» атаки, четким строем, при поддержке остальных родов войск; дисциплина, сила и мужество при них требовались, а вот индивидуальное мастерство виртуозного фехтования — нет: это уж скорее для полупартизанских «эскадронов гусар летучих»… Не случайно защиты в бою на палашах часто брались левой рукой: у рейтар вплоть до XVII в. сохранялся для этого наруч, а у шотландских горцев вплоть до XVIII в. (!) — щит.