Константин Душенко - Мысли, афоризмы и шутки выдающихся женщин

Моя приятельница рассказывает:

– Раньше я думала, что Вася такой большой, а мир такой маленький. Оказалось, наоборот.

Большинство женщин, просто проведя с мужчиной нормальную ночь, чувствуют себя виноватыми: тут же начинают искать, что они там по дому недоскребли или что у ребенка осталось незашитымнезаштопанным.

У меня три эрогенные зоны – мои дети, мужчины и права человека.

Как говорила одна журналистка: «Если четвертый муж бьет вас по морде, то дело не в муже, а в морде».

Пожилая дама:

– Ой, как вы на Арбатову похожи.

– Да вроде это я.

– Да что вы, девушка, она вам по уму и возрасту в матери годится.

О «дамских романах»:

Женщина берет заведомое «мыло», которое писали восемнадцать человек и кто-то один потом сверстал. Ведь она же не возьмет в рот еду, собранную с десяти чужих тарелок.

Телевидение принадлежит народу. Так ему и надо.

Арбатова всю жизнь пытается доказать, что мужчины и женщины равны. Да глупости. Они никак не равны – закон природы. И потом, сколько агрессии. Любая агрессия – это комплексы.

Равенство – результат организации общества. Мы не рождаемся равными.

Война стала роскошью, которую могут себе позволить лишь малые нации.

Самые радикальные революционеры становятся консерваторами на другой день после революции.

В условиях тирании гораздо легче действовать, чем думать.

Всякий, кто ищет утешения после потери любимого предмета, уже более чем наполовину утешен.

Люди восхищаются добродетелью, но покоряет их кокетство.

Люди, которые тщеславятся тем, что вызывают зависть, часто кончают тем, что вызывают жалость.

Истинными философами мы бываем лишь в тех вопросах, которые нас мало интересуют.

Самый благоразумный человек не может вполне повелевать своими желаниями, но он должен быть господином своих поступков.

Дружба – сестра любви, но родилась она не в той же постели.

Неверный возлюбленный Софи Арну вздумал ей жаловаться на свою новую любовницу: та, дескать, заглядывается на одного мальтийского рыцаря.

– Что ж, – отвечала певица, – мальтийский орден как раз и основан для борьбы с неверными.

Завистники твердили, что комедия Бомарше «Свадьба Фигаро» очень слаба и на сцене непременно провалится.

– Да, провалится, – соглашалась Арну, – раз сорок подряд.

Арну изумлялась исключительной удачливости Пьера Бомарше.

– Поверьте, – говорила она, – он будет повешен, но веревка оборвется.

Некий дворянин, блестяще владевший шпагой, долго уклонялся от дуэли.

– Ничего удивительного: знаменитости любят, чтоб их упрашивали, – заметила Арну.

Под старость Арну жила в крайней бедности, но на все предложения вернуться на сцену отвечала:

– Уж лучше я умру с голоду, чем со стыда.

За день перед смертью Арну исповедалась в грехах. Когда она вспоминала о бешеных приступах ревности одного из своих любовников, священник воскликнул:

– Дочь моя, сколько же тебе приходилось страдать!

– Ах, это было прекрасное время. Я была так несчастна! – ответила певица.

Это самая великолепная астма, которую мне доводилось слушать.

У дочери Софи Арну спросили однажды, сколько лет ее матери.

– Право, не знаю, – отвечала она. – Мама каждый год сбавляет себе по году, так что скоро я буду старше ее.

У меня нет лица – только два профиля, сложенные вместе.

Выйти замуж из жалости – безумие; и если вы думаете, что способны повлиять на мужчин подобного сорта («ах, у него никогда не было шанса, бедняжка!»), – то вы глубоко заблуждаетесь. Влиянию поддается только сильный характер, а не слабый, и верх самомнения – полагать, будто вы можете из кого угодно сделать настоящего человека.